Передо мной появляется суп, а вскоре после того, как я его доедаю, появляется Тео.

– Обожаю это место! – говорит он, обрадованный тем, что мне оно тоже нравится. Он смотрит на мою пустую тарелку и в стиле «Уитнейла и я» возмущается: – А мне почему супа нет?

«Может быть, наступит день, – думаю я, – когда я смогу рассказать тебе, чем было для меня это место. Ты ведь хотел знать все, и, может, я смогу тебе рассказать».

А вместо этого я говорю:

– Купи себе суп сам, скряга.

– Пойдем домой, – предлагает он. – Пойдем навестим кота.

– Домой, – соглашаюсь я. Потому что если я что-то и поняла, то это то, что дом там, где твое сердце, а твое сердце может одновременно пребывать везде. Дом – это то, что ты устраиваешь, и там, где ты это устраиваешь. – Когда-нибудь я приготовлю тебе этот суп. Если тебе повезет.

Вы замачиваете фасоль, вы печете хлеб, вы покупаете две мясистые голяшки ягненка и обжариваете, чтобы они стали румяными и хрустящими, а потом ставите слабо кипеть с фасолью и лучшим оливковым маслом, золотистым и блестящим, и розмарином, и лавровым листом, крепким бульоном (наверное, куриным, или бараньим, если достанете), белым вином и целой головкой чеснока в виде расплющенных зубчиков: все соединяется, жиры выходят в отвар, покрывая его золотыми пятнами, словно на рождественской открытке. Спустя долгое время – два часа, три – мясо начинает отставать от костей кусочками и полосками, а фасоль становится мягкой, как масло, и вы кидаете нарезанный кубиками картофель, а потом, в самом конце, каволо неро: листовая капуста варится, становясь в бульоне ярко-зеленой. Хлеб с хрустящей корочкой, и еще оливковое масло. Немного соли, может, хлопья чили. Ложка, тарелка, холодный солнечный свет. Надо сказать, что на следующий день он еще вкуснее: одно из тех блюд, которые приятно разогревать. Немного воды. Размешивание. Есть то, что требует времени и что стоит не забывать, к чему стоит возвращаться: к замерзшему озеру, недовольным лысухам, тарелке супа и свету, который вечный и неизменный.

– Я везучий, – говорит Тео очень спокойно, а потом берет меня под руку, и мы идем обратно вдоль канала.

Домой или к чему-то вроде него.

На 4 порции

150 г сухой фасоли

3 литра холодной воды

6 ст. л. + 3 ст. л. оливкового масла

2 моркови

1 небольшая луковица фенхеля

1 стебель порея

1 большая головка чеснока

2 голяшки ягненка

500 мл белого вина (выдохшееся просекко!)

500 мл крепкого бараньего бульона (я его готовлю из 2 бульонных кубиков)

2 большие веточки розмарина

Несколько листочков тимьяна

1 лавровый лист

Черный перец

250 мл кипятка (при необходимости)

Накануне вечером замочите фасоль в большом количестве воды в огромной кастрюле. В такой большой емкости она будет смотреться жалко. Не дайте себя провести и не кладите ее в кастрюлю поменьше: фасоль разбухает.

(Испеките хлеб.)

На следующее утро откиньте и промойте распухшую фасоль и верните ее в кастрюлю. Залейте 3 литрами холодной воды и доведите до кипения. Через 10 минут снимите отвратительную пену, еще через 5 минут снимите отвратительную пену, если появилась новая. Добавьте 6 столовых ложек оливкового масла и уменьшите нагрев до слабого кипения. Варите 3 часа, пока фасоль не станет мягкой. Откиньте и промойте. Не сложно, просто долго.

В какой-то момент в течение этих 3 часов почистите морковь. Нарежьте кубиками ее, фенхель и тщательно промытый порей. Извлеките из головки чеснока все зубчики и раздавите плоской стороной ножа. В большой чугунной кассероли нагрейте 3 столовые ложки оливкового масла и припустите морковь, фенхель, чеснок и порей. Это займет не много времени – может, полчаса?

Разогрейте духовку до 150 °С.

Когда овощи станут прозрачными и скользкими, сдвиньте их в сторону и положите голяшки. Поджарьте их на горячем чугуне, а потом залейте белым вином и бульоном. Добавьте розмарин, тимьян и лавровый лист. Традиция! Просто массу черного перца. Пока ничего не солите. Доведите до слабого кипения, накройте крышкой и поставьте все в духовку. Забудьте на 3 часа, и к этому моменту фасоль уже будет готова.

(Осадите тесто для хлеба.)

(Испеките хлеб.)

Добавьте фасоль в кассероль, накройте крышкой и поставьте на конфорку на слабый огонь. Энергично перемешайте, чтобы оживить вкус и аромат. Если суп слишком густой, добавьте 250 мл кипятка и размешайте. Попробуйте на соль: скорее всего, досаливать не придется благодаря бульону.

Разлейте суп по тарелкам. (Достаньте хлеб из духовки.) Ешьте.

Капуста

Влюбляться во время конца света опасно. Признаваться в любви во время конца света еще опаснее.

Это опасно, потому что оказывается, что прикончить свет непросто и апокалипсис требует времени. Все происходит и продолжает происходить. Планета продолжает вращаться, и ситуация улучшается, а потом ухудшается снова. В данный момент она снова ухудшается. Мне следовало бы гордиться тем, что я это предсказывала, но я гордости не испытываю. Только страх и гнев. «Со мной уже много чего случилось. Я столько лет отдала умиранию. С чего бы мне сейчас отдавать еще?»

Я опускаю нож на кочан и разваливаю его, словно череп.

«Оставайтесь дома, не выходите на улицу, смотрите, но не прикасайтесь». Те же самые указания, что и весной, но без искры новизны: только зима, серость, и Тео на другом краю города. Неужели не могло быть хоть чуть-чуть легче? «Все несложно, если не усложнять», – говорит Джо, и я стараюсь, но я же не виновата, что все тяжело.

Я снова разрезаю кочан: на четвертушки, а потом на восьмушки. Это успокаивает, а внутренности у капусты кружевные, запутанные и красивые. У моей подруги Эми Кей есть стихотворение, которое начинается словами: «О ты, прекраснейшая внутренность овоща!» Сейчас я говорю это капусте и укладываю ее на противень и отправляю в духовку, и хотя бы это всегда несложно.

Капуста разрезана на толстые клинья с гофрированными краешками, полита медом и бальзамической заправкой и запечена до хруста и даже подгорания, а нежная белая середка гладкая и распадается на нежные кусочки прямо под вилкой. Соленое, хрустящее, клейкое, острое, сытное и интересное. Она не должна быть отдельным блюдом, она должна была стать гарниром, но мы едим ее с хлебом, маслом и сладким белым вином – и все.

– Не хочу, чтобы капуста стала моей любимой едой, – мрачно говорит Джо.

Она смотрит на последний кусок капусты на синем блюде: он золотисто-коричневый, с почерневшими краями. Он похож на осень. Он пахнет медом, дымом и темнотой.

– Ну и не надо, – отзываюсь я. – Это не обязательно.

Мы сидим на двух концах дивана под леопардовым пледом, а блюдо стоит между нами.

– Ну и, – говорит она, и я чувствую смену темы.

– Ну и что?

– Ну и все, – говорит она. – Ну и что ты собираешься делать с Тео?

– С Тео?

– Этот нехороший кусок пока только на четыре недели, – она указывает на объявление по телевизору, на туманное будущее, на кто-знает-что. Этот апокалипсис все идет, и это еще не все. Я это понимаю лучше многих. – Он может