Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Эксплорер» с двумя приводами легко шел по слежавшемуся песку. Сиена высунулась в открытое окно. Ветерок играл ее волосами. Она улыбалась. Прибрежная полоса казалась ей девственной.
— Я чувствую себя первооткрывательницей.
— Вроде Льюиса и Кларка[14].
Сиена засмеялась.
— Или капитана Кирка[15]. Из новой серии «Там, где не ступала нога человека».
Чтобы шины не вязли в песке, пришлось снизить скорость до двадцати миль в час. Эта медленная, усыпляющая езда заняла сорок минут; только тогда они обогнули последнюю дюну и остановились. Дальше путь на юг преграждали скалы.
Лагерь оказался совсем не таким, каким его помнил Малоун. Вернее, лагеря вообще больше не существовало. Из полутора дюжин фургонов, которые стояли здесь двенадцать лет назад, осталось только два. Да и то один был опрокинут и полузасыпан песком. Другой имел жилой вид. У входа, под самодельным навесом, сушились на веревке линялые шорты, джинсы и еще какие-то тряпки. Рядом висела рыбацкая сеть. Сбоку виднелась обложенная почерневшими камнями яма для костра. На берег была вытащена рыбацкая лодка, с мотором которой возился высушенный на солнце мексиканец. Неподалеку в воде играли два мальчика. Завидев Малоуна и Сиену, вылезающих из машины, они насторожились и затихли. В дверях фургона появилась женщина с грустными глазами.
Малоун дружелюбно улыбнулся и направился с Сиеной к моторной лодке.
Лицо рыбака было настолько прокопченным, что ему с равным успехом можно было дать и сорок, и шестьдесят лет. Руки под стать лицу. Надпись на бейсбольной кепке вылиняла так, что прочесть ее было невозможно.
Малоун протянул руку и представился по-испански — супруги Дейл и Беатрис Перри.
Человек подозрительно посмотрел на руку Малоуна, затем осторожно пожал, сообщив, что его зовут Фернандо. Ладонь у него оказалась грубой и мозолистой.
— Я приезжал сюда двенадцать лет назад, и здесь было много людей, — сказал Малоун. — Почему сейчас такое запустение?
Фернандо объяснил.
— Он говорит, — перевел Чейз Сиене, — что прошлым летом здесь прошел очень свирепый ураган. Американцы со своими фургонами убрались еще до его появления, как только объявили штормовое предупреждение. Рыбаки тоже перепугались и уехали, а один погиб. Остался только Фернандо с семьей. Скоро снова начнется сезон ураганов, так что в ближайшем будущем сюда вряд ли кто-нибудь вернется.
— Значит, мы действительно будем здесь одни, — обрадовалась Сиена.
— Да, все получилось даже лучше, чем мы предполагали. — Малоун повернулся к Фернандо: — Мы с женой хотели бы пожить здесь некоторое время. Вы не возражаете?
Фернандо был заметно польщен, что Малоун назвал его на вы.
— Люди здесь приезжают и уезжают, когда захотят, — проговорил он.
— Но нам бы хотелось завести с вами добрососедские отношения, — сказал Малоун. — Вдруг понадобится ваша помощь, а может, и мы чем-нибудь будем вам полезны. Мало ли что. — Он полез в карман рубашки и извлек пачку сигарет. — Угощайтесь. — Малоун не курил, но всегда имел при себе пачку на всякий случай.
Фернандо не спеша раскурил сигарету. Они обсудили погоду, качество лодки и другие немаловажные вопросы.
Закончив курить, мексиканец ссыпал остатки табака в карман и, показав на поваленный фургон, что-то сказал.
— Что он говорит? — спросила Сиена.
— Что фургон этот вполне пригоден для жилья. И что с нашей машиной мы быстро приведем его в нормальное положение.
Сиена улыбнулась Фернандо:
— Gracias[16].
Это была поистине райская жизнь. По крайней мере именно такую Малоун себе и представлял. Купание, катание на лодке, рыбная ловля, пешие прогулки или просто отдых в гамаке с книгой. А самое главное — занятия живописью. Он постоянно стремился поймать что-то неуловимое в глазах Сиены. Запечатлеть это стало его единственной целью. Такого вдохновения он прежде никогда не испытывал.
Она действительно была настоящая Беатриче.
Вскоре к Малоуну стал подходить десятилетний сын Фернандо и завороженно наблюдать за его действиями.
Однажды Малоун дал ему в руки эскизный блокнот и карандаш.
— Давай, становись рядом. Будем рисовать вместе.
Мальчик серьезно кивнул. С тех пор уроки рисования стали регулярными. Хорхелито — так звали мальчика — делал заметные успехи. Это удивляло и радовало.
Вечером в постели Сиена прошептала на ухо Чейзу:
— А у тебя есть подход к детям.
— Ты считаешь?
— Он так тебя слушается.
— Да, Хорхелито хороший мальчик.
— Мне кажется, ты был бы замечательным отцом.
— Погоди минутку... На что ты намекаешь?
— Ты угадал. Мне бы очень хотелось иметь ребенка.
— Только его нам сейчас и не хватало.
— Я же не говорю, что прямо сейчас. Но ведь когда-нибудь наши неприятности закончатся. Не будет же это продолжаться вечно.
Чейз крепко ее обнял.
— Если бы у нас с тобой появился ребенок, на свете не было бы никого счастливее меня.
— А уж как была бы счастлива я, даже трудно представить.
Поттер завтракал на террасе замка. Он отхлебнул кофе, откусил круассан и застыл с полным ртом. Опять как угорелый застрочил пулемет. С раннего утра. Так будет продолжаться до позднего вечера. И это каждый день. Боже, как надоело!
Он не понимал, как Дерек может выдерживать такое напряжение, если его не выдерживает даже пулемет. Белласар уже сломал одну треногу, два питающих механизма и сжег дюжину стволов. Казалось, он не знал, что такое усталость. Злоба и ярость переполняли этого человека.
Поттер никогда еще не видел Белласара таким обезумевшим. С того дня, когда Сиена сбежала с Малоуном, он не мог думать ни о чем, кроме мести. Забыв о делах, с утра до вечера пропадал на полигоне, стреляя из всех видов оружия, какие только попадались под руку. Он разносил дома в районе целей в щепки, приказывал немедленно восстановить и затем снова и снова уничтожал их. Когда оружие ломалось, не выдержав такой нагрузки, он в пух и прах разносил инженеров, кричал, что они не умеют работать, и требовал принести новые образцы. Белласар все время менял гранатометы и пехотные ракетные установки. По выражению его лица было видно, что он постоянно разрабатывает в уме планы мести.