— Мег, — сказал Калеб.

— Твоя мать пришла к твоему отцу из моря. — Вот теперь Маргред осмелилась взглянуть на него. — Как я пришла к тебе.

Глаза его превратились в сверкающие кусочки зеленого льда.

— Ты хочешь сказать, что моя мать, Алиса Хантер…

— Атаргатис.

— То есть вы… русалки? — В голосе его явственно прозвучало недоверие.

Маргред кивнула.

— Собственно, не совсем русалки. Мы — селки.

— Какая разница?

— Обитатели моря могут принимать разные формы. Рыб, млекопитающих или…

— Докажи.

— Прошу прощения?

— Превратись… во что вы там превращаетесь?

Ей очень не понравился его тон.

— В котиков.

— Отлично. Обернись котиком.

Маргред напомнила себе, что должна сохранять спокойствие и самообладание. Ему нужны факты, сказал он. Доказательства. Такова была его натура, такова была особенность его работы.

Не в ее привычках было оправдываться или что-то объяснять. Но ради него…

— Я не могу, — неохотно признала она. — В последний раз, когда я приплыла на остров, в ту ночь, когда на меня напали, у меня украли шкуру. А без своей котиковой шкуры я не могу пройти Обращение.

Он высокомерно приподнял брови.

— Как кстати! Очень удобно, должно быть.

— Не для меня, — резко бросила она. — Равно как, смею полагать, и для твоей матери.

— Оставь мою мать в покое.

— Не могу, даже если бы и хотела. — Желание переубедить его заставило Маргред нарушить привычные для ее народа рамки поведения, и она, потянувшись к Калебу, накрыла его руку своей. Рукав его был жестким и липким от соли, а мускулы — твердыми как сталь. — Море у тебя в крови, Калеб.

— Может быть, — чрезвычайно сухо ответил он. — Но я не превращаюсь в котика и не вою на полную луну.

Уязвленная и оскорбленная, она отдернула руку. Глупец!

— Луна здесь совершенно ни при чем. Большинство детей, рожденных от союзов селки с хумансами, остаются смертными. Человеческие гены и человеческие душа… это, как вы говорите, доминантные признаки.

— Но ты сказала, что этот малый…

— Это твой брат Дилан.

— Он не мой брат. Мой брат пропал. Кроме того, он слишком молод.

— Селки стареют не так, как смертные. Только когда мы находимся в человеческом теле.

— Мне он показался вполне человеком, черт возьми!

— Только после того, как он достиг зрелости, проявилась его истинная природа. Когда Дилану исполнилось тринадцать, он обратился в первый раз. — Она всматривалась в холодное, замкнутое лицо Калеба, и в сердце ее вползал холод поражения. — Поэтому твоя мать вернулась в море. Чтобы защитить своего сына.

На скулах Калеба заиграли желваки.

— У нее был еще один сын. И годовалая дочь.

Сердце Маргред разрывалось от жалости к нему.

— У нее не было выбора. И она дорого заплатила за это. Она потеряла своих детей и жизнь. Дилан…

— Послушай, я не намерен выслушивать какие-то дикие истории только для того, чтобы оправдать свою мать, — перебил ее Калеб. — А тебе не нужно лгать, чтобы скрыть то, что ты натворила.

Маргред одним прыжком вскочила на ноги.

— Я не лгу.

— Мэгги… — На лице у него отразилось бесконечное терпение. В голосе прозвучала усталость. — Этот парень, который, как ты утверждаешь, мой брат, он ударил тебя? Сделал тебе больно? Угрожал тебе чем-нибудь?

Она растерянно заморгала.

— Нет. Это я ударила его.

— Очень хорошо. А раньше?

Она молча и в некоторой растерянности продолжала смотреть на него.

— На пляже, я имею в виду, — уточнил Калеб. — В ту ночь, когда на тебя напали. Это был тот же парень?

— О нет!

— Ты сама говорила, что было темно. Он подошел к тебе сзади. Может быть, ты просто не рассмотрела его.

— Я вообще его не видела. — И она уже несколько раз рассказывала об этом. — Но это был не Дилан.

— Как ты можешь быть в этом уверена?

— Это был демон.

Воцарилась тишина. Она тянулась очень долго, нарушаемая лишь шепотом прибоя и посвистом ветра.

В горле у Маргред застрял комок. Дилан не поверил ей. Так почему она ожидала, что поверит Калеб? Потому что он был ее любовником? С каких пор этот факт стал иметь какое-то значение, когда…

Она вздрогнула. С каких пор этот факт стал вообще значить хоть что-то?

— Все эти разговоры о русалках и демонах… Это большая проблема, — наконец проговорил Калеб бесстрастным, размеренным тоном.

Маргред ощутила на губах резкий и соленый привкус разочарования.

— Твоя проблема.

— Скажем, наша. — Он встал. — Я хочу, чтобы ты поехала со мной в Портленд и показалась доктору Кроуфорду.

Она воинственно задрала подбородок.

— Я не больна. И не хочу показываться еще одному доктору.

— Это для твоей же пользы. Доверься мне.

— Почему я должна верить тебе? Ты же мне не веришь.

— Я верю в то, что с тобой что-то случилось, — осторожно начал он — и твой мозг справляется с этим самым лучшим способом, какой ему известен. Вот поэтому ты и выдумала историю, которая объясняет…

Она протянула ему ногу.

— Объясни вот это.

Он взглянул на ее босую ногу, потом посмотрел ей в глаза.

— Что?

— Между пальцами у меня перемычки. Мы называем их паутинками. — Она пошевелила пальцами, чтобы показать, что имеет в виду.

Калеб положил руку себе на затылок.

— Мэгги, это все равно всего лишь пальцы. — Голос его звучал терпеливо. Но в нем слышалась боль. И забота. — Не плавники и не жабры. Чтобы убедить меня, этого мало. От тебя мне нужно больше.

Она крепко зажмурилась, чтобы не видеть жалости в его глазах.

— Мне тоже.

Ей нужно было, чтобы он поверил.

А он не мог. И не хотел.

Будь проклят Дилан, который оставил ее в одиночку сражаться со скептицизмом своего брата! Возможно, он никак не ожидал, что она расскажет Калебу правду.

А может, как раз наоборот. Не исключено, что Дилан, обладавший большим опытом в отношениях с людьми, как раз и предвидел реакцию Калеба, посему почел за благо избавить себя от недоверия младшего брата. Он наверняка подозревал, что Калеб отвергнет его.