инцидента. Несмотря на протесты Южной Кореи, 6 сентября 1976 года США и КНДР согласились именно на это.

Я искренне считал, что вся ситуация была решена идеально. Я успешно избежал войны, не отступив ни на дюйм, и спокойно и четко изложил позицию Кореи внутри страны и за рубежом. Мужественные корейские охранники были удостоены самых высоких похвал, а топор, который они использовали для самообороны, был выставлен на постоянное обозрение в северокорейском Музее мира в Пханмунчжоме. Поэтому, когда Великий лидер вызвал меня в свой кабинет в зале собраний Кумсусан, я ожидал похвалы, к которой к тому времени уже успел привыкнуть.

Улыбка на моем лице, когда меня проводили в его кабинет, быстро исчезла, когда я увидел его выражение. Он был в ярости. Ничего не сказав, он жестом велел мне сесть перед его столом. Он был так зол, что практически дрожал. Когда он, наконец, обратился ко мне, зубы были стиснуты, а черты лица напряжены от эмоций. "Что ты наделал?"

"Очевидно, я разочаровал тебя"

Он застыл на месте, давая словам повиснуть в воздухе. "Разочаровал меня? Разочаровал меня? Забудьте обо мне. Подумай о Корее!"

"Я уже думал, Великий Вождь".

"Нет, не думал!" Он хлопнул кулаком по столу. "Что будет результатом этого за рубежом, а? Как это будет выглядеть в Советском Союзе, в Японии, в Организации Объединенных Наций?"

"Американские империалисты были разоблачены как попустители, отчаянно стремящиеся к войне в Корее, так же как и во Вьетнаме, так же как они..."

"Они были разоблачены как ничто иное! Послушай, мы с тобой оба знаем истинную природу врага. Здесь, как и во всей Корее, нет никаких иллюзий. Но за границей есть много тех, кто все еще верит в миф о том, что американцы - миролюбивые поборники свободы. Они будут использовать этот инцидент, чтобы еще больше рассорить две половины Кореи. Они не хотели войны, они хотели недоверия. И они его получили!"

Я не хотел с ним спорить, но мне все равно нужно было защищать свои действия. "Это та же самая тактика, которую мы использовали во время инцидента в Пуэбло".

"Нет, это не так! И поскольку вы, похоже, не понимаете, почему, позвольте мне объяснить вам. Во время инцидента в Пуэбло никто не погиб, кроме одного человека во время первой перестрелки. Обе стороны были вооружены, обе вступили в рукопашную. Здесь же два невинных человека были убиты, разрублены на куски нашими охранниками из КНА".

"Но это были их топоры. Вряд ли они были невинными!"

"Конечно, они не были невинными. Но подождите, пока начнется американская пропаганда. Это будет наше слово против их слова. У тех народов, которые предрасположены к неприязни к КНДР, у тех народов, которые находятся под убийственным крылом американской гегемонии, появится еще один повод презирать нас"

"Как во время инцидента в Пуэбло", - понял я.

"Да. Но там нас постоянно защищали их собственные люди. У нас были фотографии и видеозаписи шпионов, чтобы предоставить неопровержимые доказательства того, что мы содержали пленников в хорошем состоянии. И потом, это было не наше слово против их - это были слова их людей против их слов. Мы получили письменное признание их преступлений. Но что у нас теперь? Топор! Все это ради топора".

Трудно передать словами, что я чувствовал в тот момент. Осознание того, что человек, которого я уважал превыше всего на свете, - Великий Вождь, спасший Корею не раз и не два, - теряет ко мне доверие, не походило ни на что из того, что я испытывал раньше. Как будто я был сделан из песка, и с дуновением ветерка меня медленно, но верно рассыпало на части. У меня не было никаких оправданий. Я поступил так, как считал нужным, и - хотя я все еще не понимал, почему - очевидно, это было неправильно. Если президент Ким Ир Сен считал так, значит, так оно и было. "Я не знаю, что еще я мог сделать", - признался я.

"И в этом кроется проблема. Впервые в жизни я публично выражаю сожаление по поводу произошедшего. Надеюсь, мне удастся смягчить ущерб, который вы нанесли".

Я со стыдом опустил голову. "Да, Великий Лидер". Мне хотелось заползти обратно в свой кабинет и захлопнуть дверь

"Думаю, я преждевременно отошел на второй план", - размышлял он. "Хотя, возможно, я слишком строг к тебе, и все это пройдет". Его безупречное чувство восприятия боролось с безграничным чувством благожелательности, но восприятие снова оказалось верным.

Все это не прошло. На самом деле все стало намного, намного хуже. Южнокорейская марионеточная клика находилась в состоянии постоянного кризиса из-за своих фашистских порядков. Погрязшие в социально-политической неразберихе и упрямо сопротивлявшиеся народу, силовики получили удобного козла отпущения, с помощью которого можно было оправдать свои репрессии. Империалисты всегда используют угрозу вторжения в качестве предлога для любого рода бесчестья. В данном случае мнимая "угроза с севера" привела к намеренному нагнетанию атмосферы войны в южной половине Кореи.

Американские империалисты последовали этому примеру, доставив в Южную Корею еще больше ядерного оружия и провозгласив ее своей "передовой зоной обороны". Затем они начали совместные военные учения "Командный дух" - публичную репетицию того, как будет выглядеть тотальный удар по КНДР и последующая война. В этих военных играх участвовали не только американские войска в Южной Корее и южнокорейские войска, но и боевые подразделения с материковой части США - что значительно отличается от предыдущих учений ограниченного масштаба. Как бы ни были плохи эти пантомимы убийства с точки зрения Севера - а они с каждым годом становились все смелее и экстравагантнее, - послание южнокорейскому народу было ясным. Те же американские пушки могли быть обращены против них так же легко, если не легче.

Но это было еще не самое худшее.

По наущению американских империалистов южнокорейские марионетки построили бетонную стену длиной 150 миль по всей ширине военной демаркационной линии. Стена - гораздо более длинная и грозная, чем столь ненавистная Западу Берлинская стена, - была построена вровень с горным склоном, чтобы ее было видно только с севера. Теперь, впервые за тысячелетия, Корея была физически разделена на две части. Как будто совместного заявления Севера и Юга 1972 года никогда не было. Все, чего добивался Великий Лидер в плане воссоединения, было погребено под милями бетона - и это была моя вина, по крайней мере отчасти.

Все, что я мог сделать, - это сосредоточиться на своей работе и постараться по мере сил оставить эти ошибки в прошлом. Я надеялся, что смогу еще раз показать себя президенту