— Ты к нему надолго?

— На час-полтора…

— Хорошо. Сейчас. Я позвоню именно отсюда, тут безопасно…

Исаев отошел к телефону, который стоял на столике у входа, и набрал номер. Холтофф напряженно прислушивался к разговору Штирлица с секретарем Берга. Когда тот вернулся на место, Холтофф сказал:

— Я буду завтра ждать тебя здесь же. В три. Успеешь к этому времени?

— Да. Я думаю, да. Теперь последнее: откуда ко мне попал этот пакет? Допустим, он меня спрашивает. Что я отвечаю? Твоя версия?

— Получи гарантию у Берга, что Айсман будет посажен, и пусть он тогда приводит меня к присяге.

— Все в порядке, — доложил Айсман Бауэру, — он ушел к Ульбрихту, а завтра в десять будет у Берга с материалами. С прекрасными материалами, компрометирующими фашистского головореза Айсмана…

— Ну что ж, — ответил Бауэр, — в добрый час. Поздравляю с удачей. Значит, завтра в десять пятнадцать они будут скомпрометированы, а мы подведем черту под этим делом, достаточно нам всем поднадоевшим…

6

«Уважаемый Максим М. Исаев!

Я отвечаю на Ваши вопросы в той же последовательности, в какой Вы их поставили…

1. Действительно, в 1945–1946 годах я был руководителем отдела декартелизации. Мне вменялась в обязанность борьба против преступного германского промышленного бизнеса, виновного в том, что Гитлер пришел к власти, а также в том, что он развязал войну. Вы спрашиваете: в связи с чем я оставил свой пост? Я не оставлялсвоего поста. Я был уволен.

2. Летом 1946 года я был приглашен к мистеру Келли и его помощнику м-ру Д. Ф. Лорду, которые просили меня не привлекать к ответственности Айсмана, поскольку он, по их словам, «был завербован и работал над выявлением особо опасных нацистских преступников». Я отказался подчиниться этой «просьбе». Уже тогда, по моим сведениям, г-н Айсман начал выполнять определенные задания картеля Дорнброка, который, правда, действовал нелегально, прикрываясь фиктивными директорами, игравшими в независимость и антинацизм. Несколько раз аппарат генерала Макклея предлагал мне «выпустить пар» и не «давить на бедных немцев, которые лишь выполняли свой долг». Я не считал себя вправе идти на сделку с совестью. Я продолжал расследования, арестовывал пособников нацистов, которые начали прятаться за ловко придуманную личину «людей, не имевших возможности сопротивляться диктату аппарата партии».

3. Я не просто подвергался давлению со стороны лиц, связанных с немецкими монополистическими картелями. Я был ошельмован ФБР вкупе с людьми из комиссии Маккарти и обвинен в «коммунистической подрывной деятельности». Вздорность этого обвинения была очевидна. Однако мне потребовалось два года для того, чтобы опровергнуть это обвинение. Естественно, как только это обвинение было предъявлено, мои руководители отстранили меня от работы по декартелизации, а вслед за тем я был уволен из армии.

Я готов предоставить в распоряжение прокурора Берга все те документы, которыми я располагаю и поныне.

С наилучшими пожеланиями

Аверелл У. Мартенс,

адвокат.

P.S. Естественно, что письмо обязано быть приобщено к делу, которое ведет прокурор Берг».

7

Берг проснулся и сразу же посмотрел на часы. Было четыре часа утра. В дверь кто-то настойчиво звонил.

«Если бы меня хотели убрать — но это верх глупости, — сонно подумал он, — тогда они завалят всю свою мафию, — они бы навестили меня через черный ход, там нетрудно подобрать ключи…»

Он поднялся, накинул халат и пошел к двери. Посмотрел в глазок: прямо против двери стоял высокий седой человек в очках. Он неторопливо попыхивал трубкой и периодически нажимал на кнопку звонка.

— Кто? — спросил Берг. — Кто там?

— Кочев был моим аспирантом. Днем я к вам прийти не могу — за мной и за вами следят… Если вы не хотите пустить меня, я положу вам в ящик пакет, возьмите его. Там, где написано «фальшивка»…

Берг открыл дверь и сказал:

— Проходите.

— Спасибо.

— Представьтесь, пожалуйста…

— Исаев Максим Максимович… К этому имени я больше всего привык.

— Русский?

— Я советский гражданин…

— Вы пришли ко мне как частное лицо или как представитель государства?

— Я готов выступить в обоих этих качествах… Я как-то не приучен разделять эти понятия.

— Вы меня интересуете лишь как частное лицо… Если вы представитель государства, извольте обратиться ко мне официально…

— Хорошо. Уговорились. Я — частное лицо…

— Значит, вы готовы дать свидетельские показания?

— Бесспорно.

— Почему вы пришли ко мне в это странное время?

— Потому, что приди я к вам завтра в прокуратуру, я был бы арестован у вас. А поскольку вы бы рассматривали документы, которые я сейчас вам принес, вы были бы скомпрометированы связью с красным… Айсман через Гельтоффа вручил мне эти фальшивки — их можно опровергнуть в пять минут… А вот это опровергнуть нельзя — это записка Кочева, которую он оставил для меня в отеле за три дня до своего исчезновения.

— Вы говорите, как настоящий немец…

— Я долго жил в Германии.

Берг помолчал, рассматривая ночного посетителя, а потом спросил:

— Что вы делали здесь?

— Я работал у Шелленберга… Вместе с Гельтоффом и Айсманом.

Заметив, как сузились глаза Берга, Исаев протянул ему паспорт и портмоне.

— Здесь награды, полученные мною от Франции, Югославии, Польши, Норвегии.

— Вы понимаете, естественно, что наш с вами разговор сейчас невозможен? — спросил Берг, возвращая Исаеву его документы. — Если кто-либо узнает о вашем странном визите, сомнут не меня — я этого не боюсь, — сомнут то дело, которое я веду.

— О моем визите не узнают. Я сделал так, чтобы меня ждали у вас завтра утром в прокуратуре. Я звонил вашему секретарю… как Штирлиц… Если вы сейчас откажетесь выслушать меня, вы лишитесь ряда материалов, которые вам будут необходимы. Мне казалось, что вы не относитесь к нам как к прокаженным и не считаете каждого приехавшего из Москвы агентом разведки. В конце концов, вам мешают те же самые люди, которые являются и нашими противниками…

— Ну, это я слышал, господин Исаев… Это пропаганда, не имеющая отношения к правосудию.

— А то, что я дал Павлу Кочеву тему для диссертации «Концерн Дорнброка», это имеет отношение к правосудию? Или сие тоже пропаганда?

Берг пожевал губами, несколько раз тяжело поднял глаза на Исаева, ответил наконец:

— Чем вы это докажете?

— Я продиктую вам день, месяц и год, когда это было записано в решении нашего ученого совета. Я назову вам серию статей, опубликованных Кочевым в Болгарии, Советском Союзе и ГДР.