— Божьи слова всегда покажут нам, где правда, а где ложь, и не важно, веришь ты в них, или нет.

Атрет видел в Рицпе то, что видел в Хадассе в тот вечер, когда говорил с ней в темнице. В Рицпе было больше огня, чем в той рабыне, больше страсти, но общим для обеих качеством был внутренний покой, мир. Несмотря ни на какие обстоятельства. Это был тот покой, которого ему так не хватало и который — в этом Атрет просто не сомневался — был ему совершенно недоступен.

— Ты, по крайней мере, веришь в то, что говоришь.

— Они тоже, Атрет, только они молоды и неопытны.

— Они наберутся опыта, — тяжело произнес Атрет, — после чего их распнут.

Она долго молчала, его слова больно ударили ей в самое сердце.

— Наверное, ты прав. Они могут умереть, как до них уже умерло множество других людей. Но ты не понимаешь весь смысл, всю праведность этого поступка. Что бы ни случилось, они не будут потеряны.

Он посмотрел на нее, сощурив глаза.

— А я, по–твоему, потерян.

Рицпа посмотрела ему прямо в глаза.

— Да.

Ее прямота всегда удивляла его. Он криво усмехнулся, но глаза его остались холодными.

— И где же я потерялся?

Запутавшись в шали, Халев громко закричал. Рицпа подняла его, посадила себе на колени и развязала шаль. Когда его ножки освободились, он задергал ими, явно желая снова спуститься вниз. Расстелив шаль, Рицпа поцеловала ребенка в шею и положила на животик. Он приподнялся и снова радостно засмеялся. Атрет, еле заметно улыбаясь, наблюдал за сыном.

— Мы все очень похожи на Халева, — сказала Рицпа. — Ты, я, все в этом мире. Мы хотим двигаться в правильном направлении. Мы хотим бежать. Но наша собственная воля запутывает нас. Мы позволяем греху связывать нас по рукам и ногам, как вот эта шаль запутала твоего малыша. И разве мы тогда не делаем то же самое, что сейчас сделал Халев? Не зовем на помощь, каждый по–своему? Не боремся, не терпим неудачи?

Лицо Атрета оставалось все таким же неподвижным и загадочным, и Рицпа не знала, понимает ли он вообще то, что она так отчаянно пыталась ему объяснить.

— Бог вытаскивает нас из этого болота, Атрет. Неважно, сколько раз мы спотыкаемся и падаем из–за собственной глупости и упрямства, Иисус всегда с нами и готов подать нам руку помощи. И если мы протягиваем Ему наши руки, Он забирает наш грех и снова ставит нас на твердую скалу. Он и есть скала. И так, постепенно, по Своей милости, Он преображает нас, делая подобными Ему, приводя к славе Божьего престола.

По выражению лица германца ничего определить было нельзя. Он так и не произнес ни слова. Не обращая на Рицпу внимания, он долго смотрел, как играет Халев. На нее он не взглянул ни разу. Рицпа же испытывала такое разочарование, что ей хотелось прыгнуть на него и буквально пробить этими словами его упрямый череп.

Потом Атрет лег на солому и положил руку под голову.

— Возьми его и иди.

Тихо вздохнув, Рицпа встала и сделала так, как он велел.

* * *

Была уже глубокая ночь, а Атрет все лежал и смотрел на нависающие над ним брусья. Он понимал, что его молчание угнетающе действовало на Рицпу, и это приносило ему некоторое удовлетворение. И все же ее слова не выходили у него из головы. И он знал, почему.

Около года назад ему не давал покоя один сон, который приходил к нему каждую ночь, когда он жил в пещере, в окрестностях Ефеса. Атрет тонул в болоте, уже должен был вот–вот утонуть, когда появился какой–то Человек, одетый в сияющие белые одежды. «Атрет», — сказал Он и протянул ему Свои руки, чтобы вытащить и спасти от смерти.

Обе ладони у Него кровоточили.

Феофил пришел в гостиницу поздно вечером и созвал всех, чтобы сообщить новости. Атрет остался в своей палатке, но сотник никак на это не отреагировал.

— Корабль уходит в Рим послезавтра, — сообщил Феофил собравшимся. — Это александрийское судно, стоит оно в четвертом доке, в северной части гавани. Сейчас корабль загружается. Документы я вам приготовил. — Сказав это, сотник передал Вартимею мешочек с золотыми монетами. — Раздай монеты, чтобы все могли купить провизии на дорогу.

Когда все разошлись, Феофил отозвал Рицпу в сторону. «Отойдем к воротам». Он посмотрел через двор на Атрета, который неподвижно сидел на своем месте, прислонившись спиной к столбу. Бывший гладиатор смотрел на все происходящее холодным, напряженным взглядом.

Засунув пальцы за пояс, Феофил вынул оттуда несколько золотых монет.

— Раз уж Атрет так упрям, что и деньги от меня брать не хочет, я отдам их тебе.

Рицпа положила свою руку на его ладонь.

— Спасибо тебе за заботу, Феофил, но Атрет взял с собой деньги.

Сотник помедлил, пристально глядя на нее, желая убедиться, что она отказывается от денег вовсе не из чувства гордости. Потом кивнул.

— В любом случае, здесь достаточно, чтобы добраться до Рима. Ему ведь пришлось оставить все свое имущество.

— Все это ничто по сравнению с его желанием вернуться домой.

Феофил грустно улыбнулся.

— Из всех, с кем мне только приходилось сталкиваться в битвах за двадцать пять лет службы, германцы были самыми яростными и решительными в борьбе за свою свободу. Это неумолимый народ. Иудеи похожи на них, но Тит едва их не уничтожил. Те немногие, кто остался в живых после холокоста в Иудее, теперь рассеялись по империи.

— Стремление к свободе живет в каждом человеке.

— Такими нас создал Бог. Труба Христа звучит, и по Его благодати я ее слышу. Молись Богу о том, чтобы и Атрет услышал ее тоже.

— Я молюсь. Постоянно.

— Я не сомневаюсь, — сказал Феофил и нежно прикоснулся к ее щеке.

— Много нам понадобится сил и средств, чтобы добраться до Германии?

— Больше, чем Атрету кажется. Вот мы и увидим, хватит ли у него мудрости, чтобы принять помощь от других людей.

Рицпа смотрела, как сотник вышел за ворота. Когда он оглянулся, она уже направлялась к Атрету.

— Что–то долго вы разговаривали, — сказал германец, глядя на Рицпу мрачным взглядом.

— Феофил наш друг. — Рицпу встревожил гнев, который она увидела в глазах Атрета.

— Может быть тебе он и друг. Но только не мне.

— Он может быть и твоим другом.

— Что он тебе дал?

— Он предлагал деньги, чтобы купить провизию в дорогу. — Рицпа увидела, каким каменным стало лицо германца. — Я знала, что ты не захочешь, чтобы я взяла эти деньги, и я не стала брать.

— Все необходимое я куплю завтра утром.

— Феофил сказал, что тебе не хватит денег, чтобы добраться до Германии.