Будить его мы не решились. Забыв про все наставления Андрея, тихо вышли из квартиры, прихватив телефонную книгу Анны, и направились к Наташке.

– Добрый день! Фирма… «Розенбум». Нам поручено вручить Цветковой Олесе Константиновне подарок в честь дня ее рождения. К сожалению, с опозданием. Розы из Голландии прибыли только сегодня. – Наташка выдала монолог на одном дыхании, не позволив себя перебить. – Что значит, не нужны? Тогда напишите нам официальный отказ. И кто вы такая вообще? Пригласите к телефону саму Олесю Константиновну.

– Представляешь! – обернулась подруга ко мне. – Шикарные голландские розы им не нужны! А кому они нужны? Мне, что ли? Да! – не очень любезно бросила она в трубку. – Почему издевательство? Ах, у вас горе… Да-да, понимаю. В таком случае мы можем сократить количество роз до шести… – Наташка на короткое время умолкла и сосредоточенно нахмурилась. Затем проорала: – Куда, куда идти?

Я вырвала у подруги трубку и брякнула на диван, забыв нажать на кнопку отключения. Мужчина по телефону скорбным голосом продолжал что-то говорить про рижское направление автотрассы, затем возникла короткая пауза, а следом – тревожные возгласы: «Алло?! Алло?!», завершившиеся короткими гудками. Пришлось признать свое вмешательство несвоевременным.

– Ты!.. Ты!.. Понимаешь, что делаешь? Из-за тебя я не запомнила адрес, по которому мне надо подойти. – Наташка яростно махала передо мной кулаками. – С розами. Сама Олеся Константиновна уже в своей загородной резиденции…

– …по рижскому направлению автотрассы, – согласилась я. – Ну померещилась мне опасность. Один раз ошиблась, теперь везде маньяки мерещатся. Насколько я понимаю, старушка уехала переживать смерть сына на природе.

– Ничего смешного! Завтра кремация того, что осталось от Вениамина и Анкиного старья. Гос-споди, догорит, что не догорело! Мама дорогая, ужас какой!.. Женщина, наконец, поверила в его смерть, никого не хочет видеть. Поэтому и просили подвезти цветы на Шаболовку, передать их то ли дальним родственникам, то ли друзьям. Машина будет через час в первом переулке, если идти от бывшего кинотеатра «Алмаз» в сторону метро Шаболовка. Кажется, так… Через час! Наташка резво вскочила, выхватила из шкафа какой-то черный пакет, следом вывалилась куча шмоток, но аккуратная подруга со словами: «Я тут временно не живу», перешагнула через нее и громко возвестила, что время пошло.

Вернувшись к себе, я на всякий случай громко хлопнула дверью, надеясь, что Иван Иванович добровольно проснется. И моя надежда оправдалась. Произнести очередную тираду о его полной готовности прийти на помощь Наташка ему не дала:

– Через пять минут выезжаем!

Покопавшись в черном пакете, она швырнула мне искусственный волосяной покров, похожий на гриву лошади. Озадаченно проследила за тем, как он вывалился из моих никудышных рук, и велела вернуть гриву назад. – Тебе это не пойдет. Прикинь вот этот…

Спорить было некогда, да и не хотелось. Я боялась, что Наталья задумается о цели нашей поездки. Если раньше стоял вопрос, почему Олеся Константиновна не переживает о смерти сына, то теперь, с ее отъездом для этих самых переживаний в загородный дом, все встало на свои места. Выяснять вроде как и нечего, ан нет! Меня мучила пара вопросов, на которые можно было получить ответ, если не от нее самой, то от ее окружения, но сказать об этом Наталье я не могла. Один раз из-за излишней самоуверенности допустила ляп. Лучше воздержаться от прогнозов.

Собирались мы в экстренном порядке, и окончательный вариант нашего наряда для выхода в свет сразил художника наповал! Нет, глаза на нас он не таращил. Даже наоборот – прищурил. И выдавил из себя только одно: «Охренеть можно…» Это так не вязалось с его внешним видом! Иван Иванович выгодно утратил свой лоск и автоматически перешел в категорию людей, с которыми мы на «ты».

– Красота ненаглядная… – несколько помедлив с дальнейшей оценкой, заявил он, глядя на нас профессиональным глазом художника.

– Ага… – застенчиво прячась за Наташку, подтвердила я. Пусть сначала попривыкнет к подруге. Вдвоем мы производим эффект одной неразорвавшейся бомбы, недвусмысленно готовой осуществить это в любой момент. Знаю, видела себя в зеркале. Старая зеленая плиссированная юбка свекрови из чистой шерсти, понадкусанная молью и предназначенная для утепления чего-то (чего – не помню, выпрашивал ее Димка), очень удачно оживлялась на мне ядовито-сиреневой кофтой шестидесятого размера. В свое время этот волнующий разум шедевр был подарен кем-то из вредных подруг покойной Наташкиной маме, но так ни разу ею и не надет. Наталья не один год бережно хранила раритет, надеясь использовать его на Рождество в качестве наряда бабы Яги. Как правило, в последний момент не находилось подходящей кандидатуры на эту роль. На сей раз благодаря упомянутой юбке я оказалась вне конкурса. Но стала похожа не на Ягу, а на погорелицу в пожертвованных добровольцами шмотках. Не очень пожилую, почерневшую от пожара и горя женщину. Почему-то исключительно волосами – на мне красовался парик пажа цвета антрацита. Довершали наряд черные очки и бело-синие кроссовки. Использование косметики, как мы единогласно решили, привлекло бы ко мне излишнее внимание.

Наташка выглядела ничуть не хуже. Мастерица перевоплощений почти полностью скрыла личико под низко надвинутым на лоб платком, одновременно укутав щеки и подбородок. Хипповые джинсы с разодранной на даче коленкой и невероятных размеров булавкой на месте дыры, легкомысленная летящая блуза…

Вид у глядящего на нас художника был если не испуганный, то уж точно – озабоченный.

– Спокойно, Ваня. Нормально выглядим! Просто нас временно нет на этом свете. Только души живые. И они никаких изменений не претерпели. Обещал помочь – помогай.

– Может, стоит посвятить меня в некоторые подробности?

Было ясно, спать ему определенно расхотелось. И что интересно, сам, похоже, ни о чем рассказывать не собирался. Даже не предложил! Ну что ж… Как говорится, еще не вечер – исповедуем насильно, с участием Андрея. Опомниться не успеет, как покается. А пока можно и подыграть…

Я выглянула из-за Наташкиного плеча:

– Если коротко, а длиннее и не надо, то мы везли к тебе женщину с ребенком. Надеялись спрятать их от маньяка и следствия. В пути они неожиданно исчезли.

Я посмотрела прямо в глаза художнику. И встретила такой же прямой, только сочувственный взгляд.

– Мы… вернулись. А сегодня ночью нас пытались убить. И-и-и… вроде как убили.

В подтверждение моих слов Наташка сосредоточенно кивнула головой и указательным пальцем ткнула в сторону пустого отверстия от глазка. Выплюнув изо рта часть платка, но тут же заглотнув очередной его уголок, прошамкала:

– Мы просто едем передать розы от фирмы «Розенбум» для… Ну, это не важно.

– «Розенбум»? А почему «Розенбум»? – единственное, чему удивился художник.

– А чем это название не устраивает? «Розенбум», потому что розовый бум! Массовый балдеж от роз! Да мало ли вариантов перевода!