говорить, я заполню этот милый ротик, — угрожает он, и моя челюсть падает от этого непристойного предупреждения. Он ухмыляется, прижимаясь носом к моей киске и вдыхая. — Черт, мне нравится, как ты пахнешь.

Я дрожу, когда он притягивает меня ближе.

— Катон… — Я вскрикиваю, когда меня переворачивают, прижимая лицом к гнезду. Он хватает часть меха и запихивает его мне в рот, отчего мои глаза расширяются.

— Так лучше. — Катон ухмыляется, стягивая с меня одежду, оставляя меня голой, и проводит носом по моей спине. Он обхватывает мои бедра и поднимает на четвереньки.

Я могла бы выплюнуть мех, но что-то в этом дает мне право быть храброй, как будто у меня нет выбора, когда знаю, что это не так, но все равно виляю бедрами, и Катон шлепает ладонью по моей попке.

— Все равно, Талли. Я съем эту красивую, возбужденную киску, когда буду готов. А сейчас веди себя хорошо.

Я хнычу, сжимая в кулак мех, стараясь не шевелиться. Чувствую, как его взгляд прожигает по мне дорожку, оставляя меня слабой и нуждающейся, поэтому раздвигаю бедра, и это срабатывает.

— Ты играешь нечестно, человек, — рычит Катон, в его голосе больше звериного, чем человеческого. В ответ он наносит мне по заднице звонкий шлепок, от которого я вздрагиваю и стону. Катон делает это снова, несомненно, наблюдая за моей реакцией, и моя киска сжимается от боли

Клитор пульсирует в такт с сердцем, я раздвигаю ноги еще шире, и Катон наконец-то прикасается ко мне. Он гладит мою киску, а затем погружается внутрь, отчего я закрываю глаза в блаженстве.

— Думаю, тебе понравилось, Талли, но позволь мне проверить, — поддразнивает Катон, и снова шлепает меня по попке, заставляя сжиматься вокруг него. — О да, нравится, — мурлычет Катон и повторяет. — Я тоже это люблю. Мне нравится смотреть, как розовеет твоя кожа от моей руки, отмечающей тебя как мою, Талли. — Он обхватывает мое бедро, чтобы удержать в неподвижности, и неторопливо вводит и выводит из меня свои пальцы, а большим пальцем теребит клитор.

Темп мягкий и недостаточный для того, чтобы я кончила, но я все равно отталкиваюсь, отчаянно стремясь к освобождению, которое Катон удерживает от меня. Когда я, наконец, приближаюсь к вершине, Катон замирает, оставляя меня скулящей, мокрой, трясущейся от силы моего желания кончить. Он снова начинает прикасаться ко мне только тогда, когда я резко падаю, снова поднимая меня.

— Ш-ш-ш, Талли, я сделаю так, чтобы ты почувствовала себя хорошо, но сначала я хочу поиграть. — Катон облизывает мою спину, осыпает мое тело покусывающими поцелуями, а затем прижимается ртом к клитору. Я дергаюсь от этого ощущения, но так же внезапно, как он коснулся меня ртом, оно снова исчезло.

Я чувствую такое разочарование, у меня на глазах наворачиваются слезы, а когда Катон высвобождает пальцы, я почти кричу.

Он проводит влажным пальцем вверх, и я напрягаюсь, когда он обводит мою дырочку.

— Тебе нравится когда трахают тебя здесь? — спрашивает он.

Я начинаю качать головой, затем пожимаю плечами. Ведь я никогда этого не пробовала. Никогда никому не доверяла достаточно.

— Хм, тогда мы сможем исследовать это вместе, — мурлычет Катон, наклоняясь и облизывая запретную дырочку. Я дергаюсь, даже когда сжимаю его другую руку, все еще внутри меня, он стонет, уткнувшись в мою кожу.

— Пожалуйста, — прошу я, выплюнув мех.

Катон замирает, хватает меня за волосы и запрокидывает голову, пока я не посмотрю в его горящие глаза.

— Засунь его обратно в рот, или я буду дразнить тебя еще больше. Будь хорошей девочкой, или я буду есть твою киску, пока ты не сможешь больше кричать.

Я пытаюсь положить мех обратно в рот, и он усмехается, но больше не дразнит меня. Катон поднимает мои бедра в воздух и запрокидывает мои ноги себе на плечи, прижимаясь губами к киске, и вонзает язык, пока я корчусь.

Когда Катон губами наконец обхватывает мой клитор, я стону от облегчения вокруг кляпа, и обмякаю в его хватке. Катон не отпускает, скользя пальцами внутрь и хлестая клитор языком, пока одно освобождение не перекатывается в другое. Я отстраняюсь, слишком чувствительная, и он позволяет мне упасть на меха, прежде чем развернуть меня. Мех выскальзывает у меня изо рта, но когда я смотрю вниз, он со злобной ухмылкой нависает над моей киской.

— Катон, — хрипло начинаю я, но он сильно сосет клитор.

Его клыки царапают чувствительный комок нервов, и мое тело трясется, когда он скользит руками вверх по телу и сжимает мою грудь. Катон щиплет и играет с моими сосками, затем забирается вверх по моему телу. Он сосет и лижет мои сосочки, пока я не выгибаюсь ему в рот.

— Такая красивая, такая нежная, — мурлычет Катон у моей груди, покусывая сосок, и легкая боль заставляет меня кончить. Катон наблюдает за мной, ухмыляется, продолжая нападение. Оставив мои соски твердыми, набухшими и влажными, он откидывается назад и скользит хвостом вверх по моим бедрам, щелкая по клитору.

Он внимательно наблюдает за мной, скользя хвостом внутрь меня, отчего у меня широко распахиваются глаза и я стону. Катон властно поглаживает свой каменный стояк и начинает проникать в меня хвостом, сначала медленно, а затем ускоряясь, подчиняя его собственным движениям. Я извиваюсь от удовольствия, не отрывая глаз от его движений, погружаясь полностью в ощущение вторжения его хвоста.

— Посмотри на себя, ты такая хорошая девочка. Как тебе мой хвост в тебе? — спрашивает он. Я ною, а Катон стонет. — Ты выглядишь так сексуально, когда я ъ трахаю тебя хвостом и растягиваю. Я едва могу дышать из-за своей потребности, Талли, — грохочет Катон, ускоряя движения руки на члене, а хвостом толкается сильнее и снова отправляет меня через край.

С ревом Катон разбрызгивает свое освобождение на руку, мои бедра и киску, а хвостом трахает меня, пока поглаживает и высасывает из своего члена каждую каплю, а затем падает вперед. Его хвост все еще во мне, поскольку мы оба просто тяжело дышим.

Я потрясена, но удовлетворена, и Катон в конце концов вытаскивает его из меня, становясь на колени и поднося хвост ко рту, облизывает его.

— Катон, — шепчу я.

— Пора привести себя в порядок, Талли. — Катон берет меня на руки и несет в ванную, где снова моет меня, оставляя беззащитной и чувствуя себя не в своей тарелке. Я едва могу дышать, пока он не уходит за моей одеждой, а как только он возвращается, я молча одеваюсь, не зная, что сказать о том, что мы только что сделали.

Это было