— Что значит «дурында»? — спросила Клэр.

— Une vraie idiote.

Клэр покачала головой. Нет сил ублажать Матильду.

— Она славная девушка. И они с Амели сработались. — Оглянулась в поисках телефона — на подставке его нет. — Схожу за мобильным.

Она вышла из кухни и направилась в холл за сумочкой. В гостиной полная тишина. Кто знает, до которого часа Эдвард вчера готовился к сегодняшнему дню. И из комнаты Джейми ни звука — наверное, тоже уснул. Она вернулась в кухню. Открыв сумку, заметила карту турка. Резко защелкнула сумку и набрала номер посольского гаража.

— Спасибо, миссис Мурхаус, — произнесла Матильда, не сводя с нее глаз.

— Это вам спасибо. И простите за то, что опять пришлось выйти в выходной. Обед был превосходный.

— Отдохну здесь чуток, пока машина не подъедет.

— Разумеется. Наверное, очень устали. Не беспокойтесь насчет завтрашнего обеда. И на ужин у нас тоже все есть. Пирог можно испечь и в субботу.

Матильда долго пристально смотрела на нее, словно пытаясь запомнить.

— Миссис Мурхаус?

— Да?

— Я знаю, кое-кто считает, что шотландка не разбирается в хорошей кухне.

— Никто этого не говорил, Матильда.

Матильда небрежно пожала плечами, будто отмахиваясь от утверждения:

— И еще я знаю, что кое-кто думает, будто швейцарка не умеет готовить.

Клэр с трудом удержала желание взглянуть на часы. Время едва ползет. Шофер из посольства обещал быть через десять минут.

— Матильда, вы великолепно готовите. И никто в этом не сомневается.

— Мой отец встретился с матерью в госпитале во время войны. Сразу после войны они открыли маленькую гостиницу в сельской местности, подальше от шума. Я выросла в кухне.

— Я предполагала нечто подобное. — Ничего не поделаешь, придется ждать. Только бы не слишком долго. Она терпела весь день — можно потерпеть еще немного. — У вас врожденный дар — в школе этому не научишься. Кажется, звонят в дверь?

— В школу я почти и не ходила, — продолжала Матильда, будто не слыша вопроса. — Не ладила с другими детьми. Они мне не доверяли — родители-то иностранцы. Было это после войны. И мне не нравилось сидеть на деревянном стуле и учить математику и географию по старой, драной книге. Дома у меня была своя математика: отмерить специи, высчитать, сколько надо муки и сколько сахару. И своя наука. Как сделать, чтобы пирог поднялся, — вот это наука. По кулинарии я шла первой, но больше ничем не занималась, мне нужно было только свидетельство об окончании. Чтобы найти работу.

— Да, это указано в вашем резюме, — ответила Клэр. — И вы наверняка были значительно лучше остальных. — Она не стала выяснять, как Матильда узнала, что Эдвард ждет перевода, но поняла, к чему та ведет. Не каждая хозяйка станет терпеть Матильду с ее характером. Но Клэр постарается найти такую, для которой кулинарные таланты Матильды будут важнее ее капризов; французы много с чем готовы мириться ради хорошего обеда.

— Не беспокойтесь: я найду вам достойное место, когда придет срок нашего отъезда.

Матильда все еще не сводила с нее глаз.

— Миссис Мурхаус? — произнесла она наконец.

— Да?

— Вы позволите сказать кое-что строго между нами?

Когда это Матильда просила разрешения высказаться?

— Разумеется.

— Помните: ваше от вас не уйдет.

Эта старая шотландская поговорка была вышита на подушке в Витас-колледже, куда Клэр привезла Питера. Она тогда спросила учителя, в гостиной которого увидела подушку, что это значит. «Чему быть, того не миновать», — ответил он.

— Благодарю вас, Матильда.

В гостиной темно. Она прошла вдоль холла в спальню. Стоя в ногах кровати со смартфоном в большой гладкой руке, Эдвард проверял сообщения:

— От Джейми до сих пор ничего. — Он положил смартфон на бюро. — Даже не помню, сколько раз я ему сегодня писал. Когда ты с ним говорила?

— Днем, — ответила она. — Погоди-ка. — Вышла в холл, убедилась, что дверь в комнату Джейми закрыта и из-под нее не пробивается свет. Бесчеловечно заставлять Эдварда тревожиться, тогда как Джейми все это время прятался дома, но ей не до полуночных признаний.

— Хотела убедиться, что выключила свет в холле, — пояснила она, вернувшись.

Эдвард ослабил узел галстука и стащил его через голову. Потом развязал и сложил пополам, пропустив темно-красный шелк между пальцами с закругленными ногтями.

— Клэр, если ты ходила проверить, выключен ли свет, почему он до сих пор горит? — спросил он, пристально глядя на нее.

— Я просто… устала.

Эдвард снял пиджак, повесил его в шкаф. Расстегнул белую сорочку.

— Забыла.

— Ну да, — отозвался он, расстегивая пряжку ремня на брюках.

— Все в порядке.

— Да. — Вынул ремень из брюк. — Клэр?

— Что?

— За ужином ты высказала кое-что необычное.

Она взмахнула рукой. Пальцы трепещут в воздухе, словно в надежде за что-то ухватиться.

— Знаю. Мне так жаль! Понятия не имею, что на меня нашло.

— Ты меня удивила.

Она качнула головой:

— Конечно. Но обычно я не допускаю подобных ошибок. — И подумала: «Знал бы ты, какие ошибки я допускаю».

Эдвард стянул брюки и повесил их на перекладину вешалки. Через всю комнату подошел к ней: длинные белые ноги, белая грудь под расстегнутой рубашкой, полнее, чем была когда-то.

— Все ошибаются, — заметил он. — Людям это свойственно. «Человеку свойственно ошибаться»[89]. Так? Александр Поуп? — Он улыбнулся. — Поуп, однако, духовных стихов не писал.

Не ответив на улыбку, она покачала головой:

— Не все. Ты же не ошибаешься.

— Еще как ошибаюсь! Предложил отправить Джейми в Барроу — и напрасно.

— Нет, ты хотел послать его в Витас. Там он был бы под присмотром Питера. Питер бы позаботился, чтобы не случилось ничего подобного. Барроу предложила я — и напрасно.

Жар от пояса с деньгами на животе, пока она проходила таможню в Дублине. Что-то тяжелое в багажнике фургона, пока они болтались по Атлантическому побережью, звук двигающихся деревянных ящиков, когда она повернула за угол. Они с Найлом не говорили на эту тему, но теперь она не сомневается, что в ящиках было оружие. Может, Найл его продал, а деньги она потом привезла в Дублин, а может, оружие тоже собирали для отправки в Ирландию, и она помогла доставить его в нужное место. Ясно одно: она вышла замуж за Эдварда, родила Джейми и Питера и всю жизнь лгала им, и самая страшная ложь — о ее совершенстве. Она далеко не совершенна. И не желает притворяться дальше.