Через какое-то время Райф под прикрытием пара и пения ускользнул с грузового двора и затерялся в дымном покрывале Наковальни. Разумеется, он был не один. Таинственная бронзовая женщина не отставала от него ни на шаг, следуя за ним, словно магнитная полоска за железом.

Она по-прежнему оставалась полной загадкой. Райфу пришлось держать ее взаперти в своей комнате в портовом борделе, где не задавали лишних вопросов и не присматривались друг к другу слишком внимательно. Ожившее изваяние на удивление стало вялым, не говорило ни слова и почти не двигалось, а огонь у него в глазах угас до слабого свечения. Райф подозревал, что это связано с пеленой дыма, окутывавшей город, скрывая солнечный свет. Насколько он мог судить, Отец Сверху каким-то таинственным образом подпитывал силы бронзовой женщины, а здесь, когда Его лик был по большей части скрыт, она увяла, словно клашанская роза зимой.

Состояние бронзовой женщины вызывало у Райфа беспокойство, но далеко не такое большое, как угроза их разоблачения. Одно время он подумывал о том, чтобы просто бросить ее. Ему было бы значительно проще покинуть Гулд’Гул без волочащегося следом за ним бронзового якоря. Но Райф не смог. Если бы женщина не помогла ему в Меле, он сейчас не был бы свободным. Беглец отчетливо представлял себе, что бы произошло, если бы его схватили: его труп, насаженный на кол перед каменоломнями, обгладывали бы грызуны и стервятники.

«Я обязан ей жизнью».

И все-таки эта причина не была единственной. Даже сейчас, когда изваяние стало вялым, Райф неоднократно ловил на себе его пристальный взгляд. Бронзовая женщина немигающим взором постоянно изучала его, словно оценивая. И это было не холодное любопытство. В легких складках на лбу и чуть опущенных уголках губ Райф читал глубокую печаль. Это выражение было ему знакомо. Давным-давно, когда он еще мальчишкой был учеником в гильдии воров, он однажды наткнулся на тощую собаку, которую переехала телега с рудой. Собака была еще жива, но умирала. И тем не менее Райф отнес ее к себе в комнату в Доме гильдии, обмотал ее мокрой тряпкой, чтобы облегчить чувство жажды. Он не мог сказать, почему так сделал, и, разумеется, Ллира, глава гильдии, посмеялась над ним, заявив, что все это бесполезно. Через день ее пророчество сбылось. Бедная дворняжка умерла у Райфа на руках, однако ее янтарные глаза не отрываясь смотрели ему в лицо, даже когда жизнь в них уже угасала. И вот сейчас Райф чувствовал, что бронзовая женщина смотрит на него с тем же самым выражением, смесью скорби и тревоги, порожденной нежностью.

«Ну как я могу ее бросить?»

Порой Райфу даже казалось, что его гостья беззвучно напевает песню погонщика пескокрабов, опутывая и привязывая его к себе. А может быть, он просто воображал себе все это, скрывая истинную причину: алчность. Несомненно, бронзовая женщина имела огромную ценность, и за нее вполне можно было выручить ее вес золотом.

В конечном счете, какими бы ни были его причины, Райф решил не расставаться с ней. Вот почему он сейчас пересек всю Наковальню и вышел на центральную площадь. Райф поднял свое закрытое платком лицо, изучая башни без окон справа от здания Суда. Это была главная городская тюрьма с подземельем.

Райф направился к ступеням, ведущим к ее входу под аркой. Железная решетка была поднята, ощетинившись снизу острыми зубцами, подобными клыкам хищного зверя. Райф сглотнул комок в горле, с ужасом думая о том, что это чудовище может поглотить его снова. Два года назад он почти целую луну томился в душной камере, прежде чем состоялся суд, приговоривший его к каторге на каменоломнях Мела.

И все-таки Райф собрался с духом и двинулся дальше.

«Тут ничего не поделаешь».

Проходя под потемневшим от копоти изваянием скованного цепями бога Йирля, Райф скинул на землю свой плащ и продолжил свой путь на виду у всей площади, облаченный в черные штаны и тунику, с коротким плащом, украшенным золотыми кирками Наковальни. Это было облачение тюремщика. Раздобыть его оказалось несложно. Райф просто проследовал за тюремщиком в один из портовых домов терпимости. Дождавшись, когда тот будет кряхтеть от наслаждения купленной любовью, он проскользнул в комнату и забрал все, что ему было нужно. Даже скучающая женщина, стоявшая на четвереньках, задрав юбку до пояса, не услышала его бесшумные шаги. К счастью, годы, проведенные на каменоломнях Мела, не повлияли на умение Райфа двигаться неслышно и незаметно.

И все же сейчас ему требовалось особое мастерство.

Дойдя до лестницы, Райф поднялся к решетке. Только теперь он снял платок, понимая, что в тюрьме лица не могут оставаться скрытыми. Вскоре по возвращении в Наковальню Райф выкрасил свои волосы в светло-соломенный цвет, а за прошедшие недели он отрастил бородку, которая в настоящий момент была намаслена и также перекрашена.

И все-таки, проходя под зубьями решетки, Райф с трудом унял дрожь. От него не укрылась грустная ирония происходящего.

«Бежав из одной тюрьмы, я сейчас пытаюсь проникнуть в другую».

* * *

Остановившись перед прутьями решетки, Райф окинул взглядом изможденную фигуру в камере. Она казалась тенью, которая обрела форму, изваянием из полированного эбенового дерева. Мужчина, бывший на несколько лет младше тридцатилетнего Райфа, стоял спиной к двери. Он был совершенно голый, если не считать железного ошейника. Черную кожу от ягодиц до плеч покрывал узор из белых шрамов от кнута. Голова обросла щетиной коротких волос. Очевидно, здесь ему не позволялось брить ее наголо, как это было принято у чааенов, как мужчин, так и женщин.

Райф огляделся по сторонам, убеждаясь в том, что в этом отдаленном уголке темницы нет других тюремщиков.

– Я хотел бы поговорить с тобой, – строго произнес он, прилагая все усилия, чтобы его голос не прозвучал заговорщически.

Вздохнув, узник обернулся, показывая глаза завораживающего фиолетового цвета – а также особенность, характерную для чааенов. Между ног у него не было ничего, кроме пучка волос и следа увечья. Все мужчины его ордена оскоплялись и превращались в евнухов. Женщины также по-своему подвергались увечьям, чтобы они никогда не смогли рожать детей и испытать наслаждение единения с мужчинами.

– Что ты хочешь? – спросил чааен. В его голосе не прозвучало ни тени страха, в чем не было ничего удивительного, если учесть все то, что ему довелось испытать в жизни. Некоторая певучесть гласных выдала в нем уроженца Клаша.

Райф шагнул ближе к прутьям.

– Давай начнем с твоего имени, чтобы мы смогли лучше узнать друг друга.

– Я Пратик, чааен-привязанный Реллиса им Малша.

– И, насколько я понимаю, твой господин также заточен здесь по обвинению в том, что он лазутчик Южного Клаша.

Пратик лишь молча посмотрел на него.

Райф, подобно многим в Наковальне, был наслышан о том, что многих клашанских торговцев хватали и бросали в тюрьму по подозрению в том, что они лазутчики, что в большинстве случаев, вероятно, соответствовало истине. Помимо того что Наковальня являлась крупным портом, откуда вывозилась руда, в городе также находились многочисленные алхимические дома, в том числе с историей во много сотен лет, занятые созданием сложных машин и других механизмов. Впрочем, не один только Южный Клаш пристально наблюдал за своими соседями. Райфу было известно, что многие халендийские купцы, отправлявшиеся на юг, также подрабатывали соглядатаями, стараясь похитить тайные познания у клашанских ученых. На самом деле все прекрасно понимали, что для Наковальни торговля секретами имеет такое же значение, как и вывоз руды и минералов. Золото текло с севера на юг и обратно. Если кто-то проявлял чрезмерную дерзость, его хватали за руку, однако в целом все предпочитали закрывать глаза на подобные сомнительные делишки.