– Если я издам роман, ты действительно сделаешь то, что я захочу? – глухо спросил Денис, не поднимая глаз.

Его визави поставил на место леечку и устало пожал плечами:

– Конечно. Я не устану тебе это повторять. Для тебя – все, что угодно. Кроме войны, глобальных катастроф и прочего. Наоборот. Будем говорить только о позитиве. Например, я могу вернуть твою семью, ты ведь этого сейчас хочешь?

Денис дернулся, точно его обожгло. Визави бил прямо по больному…

– Верну тебе друга Мишку, да все, что угодно! – продолжал собеседник. – А тебе всего-навсего нужно будет издать рукопись, которая уже практически готова, просто нуждается в шлифовке. Ведь Валентиныч обещал тебе ее издать? Сделает, раз обещал. Рекламу даст, чтобы ее покупали и читали – на это моя помощь тебе, считай, уже не нужна. Ты и так уж разрекламирован выше крыши, теперь твое имя подскочило в рейтинге, Варенцова локти кусает, что допустила тебя к кормушке. А реклама – это уже целиком твоя писательская заслуга. Твои тексты нравятся людям, это главное. Ты имеешь право на известность. На счастье. На любовь. На покой. И ведь, заметь, я собираюсь вернуть тебе то, что отнял твой Бог, которому нет до тебя никакого дела. Он ведь не внял твоим мольбам. А я внял.

– Мольбам?

– Ну да. Я ведь тоже внимаю всем вашим крикам души и не раз слышал, как ты просишь Бога, чтобы он вернул тебе разрушенное счастье. Но он не вернул, а я верну. Как и тогда. Я вернул тебе жизнь Мирославы. Я, не Он. А ты в курсе, как она скучает по тебе? Хочешь, она позвонит тебе прямо сейчас?

Вишняков не успел ответить, как внезапно зазвонил лежащий на столе мобильный. Денис вздрогнул и опасливо взглянул на экран. Звонила… Мира.

– Бери трубку! – одними губами произнес «друг с той стороны». – Быстро!

– Да! Мирочка, да! – закричал Денис.

– Здравствуй, Дениска! – раздался ее родной голос. – С наступающим Новым годом тебя… Ваня и Катюша тоже поздравляют папу.

В этот момент писатель случайно перевел взгляд на стоящего рядом и, к своему удивлению, обнаружил, что тот шевелит губами, но не просто шевелит, а проговаривает все то же самое, что говорила в трубке Мирослава.

Писатель замер, уставившись на существо, которое перестало артикулировать, и в трубке тоже повисла пауза. Ледяные мурашки поползли по спине Вишнякова.

– Ну, ответь же ей хоть что-нибудь, – по-прежнему шепотом обратился к нему «друг».

Писатель нажал отбой.

– Это… это была не она, – покачал он головой.

Вишняков был в шоке. Конечно, он был рад услышать голос жены, но когда увидел этот фокус с шевелением губ, то представил, как его Мирослава, как марионетка, послушно повторяет навязанные ей слова и мысли, пусть даже и хорошие… И если она вдруг вернется и начнет обнимать его, как послушная кукла… Денис содрогнулся. Нет, так он был не согласен. Ему надо было подумать.

– Хочешь, можем запросить биллинг твоих звонков в телефонной компании? – спросил дьявол. Денис покачал головой:

– Я не об этом. Может быть, отвечала мне и Мира, но… Ненастоящая Мира.

Дьявол хохотнул:

– Если ты считаешь, что я убил твою Миру и подменил ее клоном – тебе надо не фэнтези писать, а…

– Она говорила то, что велел ей ты, – пояснил Денис. – Не по своей доброй воле, а по твоему приказу.

– Ну да, – признался его собеседник. – А что тебе не нравится? И так тебе не сяк, и сяк не так. Ты уж определись, чего ты хочешь-то, а свою позицию и свои желания я тебе давно уж высказал, но ты у нас творческая личность, мол, ты меня опекай, пылинки с меня сдувая, а я, может быть, когда-нибудь и закончу работу. Впрочем, я могу подождать. Для меня время не имеет значения, у меня целая преисподняя времени. Я рожден нетварным светом, и я бессмертен, то есть вечен. А вот подождешь ли ты? Жизнь человеческая слишком быстротечна, тебе уже больше сорока. Как там у Екклезиаста? «Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению, и любовь их, и ненависть их, и ревность их уже исчезли, и нет им более части вовеки ни в чем, что делается под солнцем. Итак, иди, ешь с весельем хлеб твой и пей в радости сердца вино твое…» Это я вашу Библию цитировал. Там много в том же духе, дескать, лучше живому псу, чем мертвому льву. Но кто даст тебе все это, Бог? Ты никогда не разговаривал с Его служителями? Послушай их, что они говорят: «не заботься о хлебе насущном», «ищи прежде Царства Божия и правды его». Ты будешь сыт этой правдой? Во что ты оденешься, если будешь жить, как птица небесная? Какой хлеб, какое вино?! Они прославляют в лике святых аскетов, изнуряющих плоть, и бомжей, именуемых юродивыми. Хочешь быть с ними – вперед!

Бог никогда не даст тебе ничего из того, что тебе так нравится. Виски, кокс, девочки – все это Ему противно. А я, в отличие от Бога, способен исполнить любое твое желание! Причем моментально и гарантированно. Тебе стоит только подумать – а я уже оп, и все исполнил. Как верный пес, который утку приносит хозяину по свистку. У меня вообще огромные преимущества перед Богом… Или… – дьявол внезапно нахмурился, – ну, как же это я не подумал – может, тебе просто страдать нравится? Эдакие «переживания русского интеллигента»…

– Видишь ли… – мучительно подбирая слова, проговорил писатель. – Ты все время оказываешься правым. Не то чтобы меня это огорчало, ничуть. Но кажется несколько подозрительным. Да, то, что ты делаешь, как ни странно, всегда хорошо. То, что делаю я сам, вряд ли. Ну, кроме текстов. Раз они продаются, значит, хорошие. Но эта рукопись…

Денис тоже встал и прошелся по кухне. Нет, на поле логики ему дьявола не обыграть. Ему вообще его не обыграть. Вишняков окончательно перестал понимать, «что такое хорошо и что такое плохо». А чтобы это понять, ему нужно время, и опять время. Да и потом…

– Да и потом, – продолжил он мысль. – Ведь рукопись, по сути, совсем сырая, потому что там слишком много белых пятен. Для меня самого, как для писателя.

– Ты что имеешь в виду? – поднял бровь собеседник.

– Ну, скажем, таких нюансов, для раскрытия которых нужна помощь… историка, – глядя исподлобья, произнес Денис. – У меня самого зачаточные исторические понятия только в области Скандинавии. А эта тема… Твоя тема… Слишком серьезна и обширна.

– Да что ж ты все время «шаг вперед и два назад», – засмеялся дьявол. – К тому же у меня нехорошие подозрения. Почему-то у меня создается впечатление, что ты лукавишь. При этом по-прежнему считая «лукавым» меня, по давней вековой традиции…

Денис похолодел. Собеседник видел его насквозь. Что ж тут удивительного, впрочем… Главное, не сломаться совсем… Не потерять лицо… А что значит для него, для Дениса, «не потерять лицо»?! Он пока не понимал этого сам…

– Об историке можешь не беспокоиться, – продолжал меж тем дьявол легко и непринужденно, не замечая или делая вид, что не замечает, состояния Дениса. – No problema, как говорят соотечественники команданте Че Гевары. Я умею не только исполнять желания, но и некоторым образом опережать и предвосхищать, вот какой я молодец. Для меня главное – твое желание и согласие, а об остальном позабочусь я сам. Поверь мне, все, что тебе будет нужно для издания романа, ты получишь, будь то люди или что-либо другое. К тебе придут, тебя найдут и помогут.