рано вознёсся на высшую ступень власти – ему было всего двадцать три года, когда он стал главным советником покойного короля и главным вдохновителем его походов на Польшу и войны с Россией. Потомок французских дворян из Лангедока, сын известного генерала и политического деятеля Якоба Делагарди, бывший фаворит королевы Кристины, он удачно выбрал жену – женился на сестре будущего короля Карла Х Марии Эфросинье и сделал стремительную карьеру. Он ничем не проявил себя на поле битв, но обладал неплохими дипломатическими способностями и слыл ловким царедворцем. После смерти короля он стал у руля страны и вёл её уверенной рукой на протяжении многих лет, пока малолетний Карл XI не встал на ноги. Впрочем, и Карл XI высоко ценил способности графа Магнуса и держал его при себе вплоть до 1686 года, до года смерти графа.

Граф занимался не только большой политикой, но и был самым крупным меценатом в Швеции. Он поддерживал контакты с учёным миром и всей душой желал вывести страну на путь просвещения и прогресса. Благодаря его усилиям и деньгам была организована знаменитая Коллегия Древностей. Будучи про-французски настроенным, он всегда искал союза Швеции с Францией, но это не всегда ему удавалось, потому что в правительстве всегда оказывалось много сторонников Англии или Голландии. Когда Котошихин очутился в Швеции, королевскому опекуну исполнилось сорок четыре года, и он находился в расцвете своих творческих сил и на пике власти.

– А в чём же мне идти? Износился я весь, без дела сидючи!

Гришка распахнул свой уже далеко не новый кафтан, купленный ещё в Нарве.

– А ты что – неужели растратил всю сумму, которую тебе пожаловал госсовет? – удивился Баркуша.

– Да нет, кое-какие талеры завалялись, – скромно признался Гришка. Из двухсот риксдалеров, вручённых Эберсом на «Сигтуне», «завалялось» сто восемьдесят пять. Но признаваться в этом Баркуше не хотелось – выгоднее было прикидываться бедным.

– Ну, так пошли быстро к портному и попробуем заказать у него платье.

На счастье Котошихина у портного оказался комплект почти готовой одежды, не выкупленной каким-то дворянином. Портному нужно было только сделать кое-какие мелкие операции, и она пришлась новому заказчику в пору.

– Во сколько это мне станет? – поинтересовался Гришка, примеряя на себя малиновый камзол и короткие до колен штаны.

– Двадцать пять талеров, ваша милость, – ответил портной.

– Как можно! – вскричал, будто ужаленный, Котошихин. – За тряпки – такие деньги! На них можно цельный год жить!

– Ваша милость, посмотрите на шитьё, на французские нитки и галуны, на английское сукно…

– Ни за что!

Улофу Баркхусену стоило многих усилий уговорить русского выкупить костюм, потому что, во-первых, до приёма оставалось мало времени, и найти что-либо подходящее вряд ли удастся, а, во-вторых, стоил он не так уж и дорого.

– Не хочешь же ты выглядеть перед канцлером паршивым купчиком с новгородского гостиного двора? – спросил швед.

Последний аргумент убедил Гришку окончательно. Он был дворянином – пусть и русским, а даже самый захудалый дворянин – не чета купцу, как бы богат тот ни был!

– У нас, в отличие от Москвы, платье для человека имеет очень и очень большую роль, – подтвердил королевский переводчик.

– А у нас по платью встречают, а по уму провожают.

– Ой-ли? – засомневался швед. – Я ваших бояр московских знаю! Ум у них не в большом почёте.

– Но и к нарядам они вовсе равнодушны, – возразил Котошихин.

Баркуша и тут не поверил Котошихину.

Рано утром переводчик зашёл за Гришкой и повёл его в Старый город. Перепрыгивая через весёлые весенние ручейки, они прошли по Правительственной улице, застроенной купеческими особняками и магазинами, дошли до Сенной площади, а оттуда извилистыми переулками и улочками спустились к заливу. Прямо перед ними лежал большой каменный город, над которым возвышался шпиль церкви св. Якова. Слева торчал не менее высокий шпиль только что отстроенной Немецкой церкви, справа находился какой-то великолепный дворец. У Гришки разбежались глаза: город за какие-то четыре-пять лет сильно изменился, расстроился вширь и ввысь, похорошел.

Они миновали Шеппсбрунский мост и свернули на Рыцарский холм, где располагались правительственные учреждения. Впереди показался какой-то господин в плаще и треугольной шляпе. Завидев его, Котошихин остановился и схватил Баркушу за рукав.

– Ты что? – всполошился швед.

– Вон тот господин… Я его, кажется, где-то видел.

Когда незнакомец в плаще поравнялся с ними, он тоже в недоумении остановился, рука его поехала к шляпе, а лицо расплылось в добрейшей улыбке:

– Пан Селицкий? Какими ветрами вы оказались здесь?

– Херр Гербиниус? Вы ли это? – удивился Котошихин.

Баркуша стоял и с любопытством наблюдал за встречей.

– Что вы тут делаете? Надолго ли вы прибыли в Стокгольм? – сразу поинтересовался пруссак.

– Если Бог поможет, то останусь навсегда, – ответил Гришка. – А вы, херр магистр?

– А я, как и говорил вам тогда, заведую школой. Приходите ко мне вон туда. – Гербиниус махнул тростью в сторону шпиля Немецкой церкви. – Послушаем куранты, выпьем доброго немецкого пива.

– Благодарствую. Обязательно зайду. А сейчас… сейчас мне надо торопиться. Меня ждёт граф Магнус Габриэль Делагарди!

– О-о-о! Не буду задерживать. До свидания. Жду.

По дороге к дворцу Котошихин удовлетворил разыгравшееся любопытство Баркуши в отношении Гербиниуса. Магистра они скоро навестили вдвоём. Пить пиво под звон курантов, издаваемых двадцатью восемью часовыми механизмами, привезенными из Амстердама и водруженными на башню Немецкой церкви, было очень приятно. Немец, швед и русский стали большими друзьям.

…Дежурный офицер-немец в парадной форме при шпаге поинтересовался, кто они и к кому следуют и предложил Гришке следовать за ним. Баркхусен остался в приёмной, а офицер повёл Котошихина по длинным коридорам, переходам и лестницам королевского замка к канцелярии Государственного совета, которая располагалась в восточном крыле дворца на втором этаже. Наконец, немец подвёл его к большой украшенной золотой резьбой двери и передал дворецкому. Дворецкий постучал в дверь, открыл её и прокричал фальцетом:

– Григорий Котошихин!

Дверь закрылась, и Гришка очутился в просторном зале. То ли из экономии, то ли в соответствии с модой, в помещении царил полумрак, и Гришке пришлось прищуривать глаза, чтобы осмотреться. В дальнем углу, на который падал свет из окна, он увидел огромный стол, заваленный бумагами и документами, перед столом – огромный шар с изображением Вселенной, а рядом со столом – какого-то высокого и важного господина. Величественная поза, пышное убранство его притягивало взгляд, и Гришка уже чуть позже обнаружил другого шведа, стоявшего чуть сзади важного господина. В последнем Гришка признал своего знакомца Адольфа Эберса.

– Подойди поближе, Котошихин! – услышал Гришка густой бас, раздавшийся эхом по залу. Канцлер говорил на хорошем немецком языке. – Ну что же ты? Не бойся, иди сюда.

Гришка сделал несколько робких шагов, потом упал на колени и пополз к столу.

– Встань, Котошихин, ты не в Москве, а в просвещённом Стокгольме! У нас это не принято!

Гришка неуверенно поднялся на ноги и сделал глубокий поклон. Перед ним стоял красивый осанистый человек и улыбался.

– Государственный совет Швеции рассмотрел твоё прошение и принял решение удовлетворить его. Доволен ли ты этим?

– Ваше превосходительство… достопочтенный и высокоуважаемый канцлер… уж я так вам благодарен, будучи обласкан вашими милостями… До конца живота моего буду помнить, – лепетал Котошихин.

– Мы помним твои услуги, оказанные шведской короне, – при этих словах канцлер повернулся в сторону Эберса, замершего в почтительной позе, – и верим, что ты окажешься хорошим подданным нашего короля. А потому объявляем тебе, что ты принят на королевскую службу на должность переводчика с годовым окладом в размере 150 риксдалеров на прокормление, содержание и обзаведение.

– Благодарствуйте, высокородный граф… Я буду честно служить вам… его королевскому величеству… Если что – казните меня, раба недостойного вашего…

– Если будет за что, казним. – Делагарди усмехнулся, повернулся к Эберсу. Тот в знак согласия почтительно кивнул головой. – Теперь о том, какую услугу ты мог бы оказать нам здесь, в Стокгольме. Повелеваем тебе приступить к написанию трактата о государстве Российском. Ты долго служил в Посольском приказе, тебе досконально известно, как управляется Русь Московская, каковы там нравы и обычаи, каков царь Алексей Михайлович и его приближённые. Одним словом, это должен быть труд, который