– Вот как? Почему они поехали вместе?

– Она сказала, у них какое-то дело.

– Какое еще дело? – нахмурилась Гвен.

– Она следила за заказами, пока вы были заняты Хью. Наверное, они забирают какие-то продукты.

– И счета тоже она оплачивала?

– Полагаю, ей пришлось это делать.

– А вы так и ездите в банк в Коломбо?

– Да, я привожу зарплату рабочих и деньги на домашние расходы. – Макгрегор помолчал. – Ну, обычно это делаю я, но в этом месяце у нас очень много чая в производстве и Лоуренс был занят, так что в банк ездила Верити.

– На «даймлере», я полагаю?

Он кивнул.

Гвен уложила Хью спать и, надеясь, что снотворное скоро привезут, попросила Навину прийти к ней в комнату.

Когда сингалка села на стул, Гвен посмотрела в ее спокойные темные глаза:

– Почему рисунок в этом месяце запаздывает? Мне нужно знать. – (Навина пожала плечами. Что означал этот жест?) – С ней по-прежнему все хорошо? Или что-то случилось? – продолжила Гвен.

– Подождем еще немного, леди, – сказала Навина. – Если бы девочка заболела, я бы уже слышала.

Гвен чувствовала себя ужасно усталой и с трудом могла поддерживать даже самый простой разговор, но ей нужно было знать, что с Лиони не произошло ничего плохого.

Во время их беседы вошла Верити:

– Привет! У меня для тебя кое-что есть.

– Спасибо, Навина, – сказала Гвен и кивнула, отпуская служанку.

– Мы были в Хаттоне, – продолжила Верити, когда та вышла.

– Я слышала.

– Я столкнулась со стариком Партриджем.

– Верити, он вовсе не стар. Разве что волосы у него редеют. – Она слабо улыбнулась. – Ты знаешь, он ужасно мил. Тебе повезло.

Верити вспыхнула:

– Не говори глупостей! Он дал мне рецепт, чтобы в аптеке приготовили лекарство. Собирался сам его заказать, но я сняла с него эту проблему. Хочешь, растворю тебе порошок в горячем молоке?

– О, пожалуйста, будь добра.

– Ты пока укладывайся, а я пойду на кухню и подслащу его доброй порцией патоки, чтобы отбить неприятный вкус. Что скажешь?

– Спасибо. Это хорошо.

– Если кто и знает, как отвратительна бессонница, то это я. Хотя я удивилась, учитывая, что Хью поправился… Я думала, ты будешь отключаться мигом.

– Кажется, я стала тревожной из-за его болезни.

– Верно. Через секунду вернусь.

Гвен разделась и взяла белую ночную рубашку, которую положила для нее на кровать Навина, поднесла ее к лицу и вдохнула свежий цветочный запах, потом надела через голову и завозилась с пуговицами. Чувство вины зацементировало Гвен изнутри, но, сцепив руки и стараясь вспомнить более счастливые времена, она пыталась оградить себя от мрачных раздумий. Если Навина права, может быть, Лиони вовсе не больна, а рисунок просто перехватили.

Допустим, ей суждено потерять все, тогда лучшее, на что она может рассчитывать, – это что ее отправят обратно в Оул-Три и не дадут видеться с сыном. Гвен задрожала от мысли, что Хью останется без матери, и представила себе Флоранс Шуботэм и других женщин, взирающих на нее с выражением превосходства на лице, если всплывет история с Лиони. Криво усмехаясь, они будут поздравлять друг друга с тем, что это ей, а не им выпало на долю уступить домогательствам очаровательного сингала.

К моменту возвращения Верити Гвен уже трясло от страха.

– Боже! Тебе совсем плохо. Вот. Питье не горячее, так что пей быстро. Я посижу с тобой, пока ты не уснешь.

Гвен проглотила розоватую молочную смесь, горечь оказалась не такой уж сильной, и очень быстро ощутила, что веки у нее слипаются. Несколько минут она погружалась в сон, ощущая приятную дремоту. Головная боль прошла. Гвен попыталась вспомнить, что ее беспокоило, а потом полностью утратила чувство реальности.

На следующее утро Гвен едва могла оторвать голову от подушки, хотя и лежать головой на подушке ей было больно. Она слышала раздраженные голоса в коридоре, вроде бы Навина и Верити ругались.

Через несколько минут вошла айя:

– Я приносила вам постельный чай раньше, леди, но не смогла разбудить вас. Я трясла вас.

– Какие-то проблемы с Верити? – спросила Гвен и посмотрела на дверь. Старой айе было явно не по себе, но она молчала. Гвен ощутила озноб и липкий пот, как будто заболевала гриппом. – Мне нужно встать, – сказала она и попыталась спустить ноги на пол. Тут как раз вошла Верити:

– О, не вставай. Тебе нужен покой, пока не станет лучше. Можешь идти, Навина.

– Я не больна, просто устала. Мне нужно присматривать за Хью.

– Оставь Хью мне.

– Ты уверена?

– Абсолютно. Вообще предоставь мне все. Я уже обсуждала меню и платила домашним слугам.

– Я хотела поговорить с тобой. – Гвен почувствовала, что не может сосредоточиться, и на мгновение отключилась. – Не могу вспомнить. О доставке, что ли? Или о чем-то другом…

– Для тебя есть и дневной порошок. Я смешаю его с медом и чаем. Наверное, для него молоко тебе не нужно.

Верити ушла на кухню и вернулась со стаканом мутной красно-коричневой жидкости.

– Что это?

Верити склонила голову:

– Хм… Не уверена. Я точно следовала инструкции.

Почти сразу после приема снадобья Гвен расслабилась, и ее охватило весьма приятное ощущение, будто она парит в воздухе, не чувствуя собственного веса. Все тревоги рассеялись, и она снова отключилась.

Гвен начала привыкать к «магическому зелью», как она называла про себя порошки. Стоило ей выпить зелье, и она плыла в тумане, свободная от переживаний и головных болей, но вместе с этим эмоциональным ступором она почти лишилась аппетита и способности поддерживать нормальный разговор. Когда однажды вечером к ней заглянул Лоуренс, она попыталась быть собой, но, судя по его встревоженному взгляду, ей это не удалось.

– Утром приедет Партридж, – сказал он. – Бог знает, что он тебе прописал.

Гвен пожала плечами. Лоуренс взял ее руку.

– Я в порядке.

– У тебя кожа липкая.

– Я же сказала, со мной все в порядке.

– Гвен, это явно не так. Ты бы не принимала вечером лекарство. По-моему, тебе от него только хуже. Навина тоже так думает.

– Она так сказала?

– Да. Она пришла ко мне, сильно встревоженная.

Горло у Гвен сжалось.

– Лоуренс, мне нужно лекарство. Оно мне помогает. Навина ошибается. Оно полностью снимает головную боль.

– Встань.