Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы с ума сошли! Это же небо! А если треснет?
— Круто! Малыш, навались!
— Нельзя, вам же дядя Ванзайц объяснил!
— Ой-ой, какие мы нежные!
— Ёптель!
— Цыц! — прервал общий галдеж Трефаил. — Я скажу. Дверь закрыта.
Ключа нет. Ломать нельзя. Требуется работа взломщика. Добровольцы есть?
Молчание.
— Прекрасно. Значит, отдувается самый маленький.
— Это я маленький? — взъярился Громыхайло. — Ну-ка, ты, повтори!
— Геноцид.
— Уговорил…
Мумукин отреагировал первым, едва успев ухватить маленького проныру за пятку, а то бы Прохердей улизнул через замочную скважину.
— Что пристал, зараза?!
— Ой-ой, какие мы нежные! — передразнил Тургений. — Нет, Трефаил, мы этого субъекта не отпустим. Мы его в цирке показывать будем, за деньги.
— Отпустите, я вам штучку подарю.
— Какую?
Громыхайло показал маленький бриллиантик.
— Из мешочка украл! — заорал Мумукин.
— Не воровал я! Пока вы болтали, я в штольню сбегал, там их до хренища!
Дверь временно отошла на второй план.
— Значит, Биркель камушки отсюда возит? По заданию партии и правительства?
— Это вопрос риторический, — успокоил друга Тургений.
— Не мешай. Он их, между прочим, за границу возит.
— А у нас они ничего не стоят. Кому нужны камушки, когда жрать нечего?
— Правительству. Ему есть чего жрать.
— Дяденьки, я домой хочу!
— Еппона мама! Трефаил, посвети, я какую-нибудь железяку найду, замок расковырять.
Сууркисат посветил. Естественно, первое, что нашел Тургений под ногами, оказалось значком «Передовик производства».
Мумукин разогнул булавку и попытался колупнуть ею в замочной скважине, но подлый значок выскользнул и с грохотом, несвойственным мелкому предмету, провалился внутрь.
— Быдла такая! — Тургений с досады пнул дверь, и та легонько открылась наружу.
Все ахнули.
По ту сторону догорал летний день. Путешественники увидели цветущий луг, на них пахнуло ароматом разнотравья, донеслось щебетание птиц.
Какое-то время компания молча созерцала пейзаж.
— И что, ты тут живешь?
— Да, — в один голос ответили Влас и Громыхайло.
— Ну что ж, будем прощаться, — решил Курзо. — Приятно было познакомиться.
— Верую! Эпическая сила!
Все оглянулись.
К провожающим приближалась изрядная толпа, в которой сквозь сумерки Трефаил начал различать знакомые лица: Касимсоты, Лысюка… остальные, правда, незнакомые, но их Сууркисат тоже не боялся. Эпическую силу славил субтильный шаман с рыжей бороденкой и бубном под мышкой.
Толпа остановилась на почтительном расстоянии.
— Мумукин, прощайся с жизнью! — заорал Биркель.
— А я? — обиделся Трефаил.
— Ты тоже! Наверное… — Касимсот-младший замешкался.
— Верую!..
Началась словесная перепалка. Мумукин тарахтел со скоростью парового пулемета, Трефаил поминутно обещал высосать глаз то одному, то другому, а то и всем сразу, Касимсоты наперебой сыпали угрозами, Лысюка обзывала неизвестно кого придурками бешенства… Слово за слово, и скоро вся делегация оказалась вовлечена в прения, не исключая хладнокровного Факми. Скоряк, не прекращая бить земные поклоны и «веровать», умудрялся то одному, то другому зазевавшемуся агенту давать здоровенного пенделя, и вскоре все смешалось настолько, что люди начали забывать, зачем сюда вообще собрались.
Пока Влас не сказал:
— Сюда что-то летит.
— Где? — Тяпа всполошился и опрометью бросился на стену.
— Это что за мужик? — спросил Люлик у Трефаила.
— Часовой местный.
— Куда это он?
— Стратегический объект охраняет. Э, погоди! Ты же его знать должен, если постоянно сюда за камушками ходишь!
Теперь удивился капитан:
— Это необитаемый остров, законсервированное месторождение.
Враги смерили друг друга взглядами. Потом посмотрели на стену, где часовой Тяпа неумело наводил зенитку на неопознанный летающий объект. Стрекот невидимого летуна становился все отчетливее, и столь же отчетливее становился шум пара в котле зенитного орудия — давление возросло до максимальной отметки.
И тут загрохотало. Часового с зениткой окутало паром, все замерли, и только Влас растерянно крутил головой.
— Дядя Мумукин, что он делает?
— Стреляет по паролету, это же очевидно!
— А там люди?
— Ну… как тебе сказать… наверное, да, — смутился Тургений.
В несколько прыжков кинконг достиг стены, разогнал пар и, обжигаясь и шипя от боли, выломал орудие и сбросил в море.
Вскоре стало понятно, что если «часовой» и попал в летательный аппарат, то несерьезно. Вот паролет сделал круг над крепостью, вот завис, вот сел… Едва стих шум двигателя, а показавшееся над краем стены солнце окрасило его корпус оранжевым, дверь машины распахнулась, и оттуда тоже посыпался народ… точнее, это был не народ, а самый что ни на есть цвет нации — Верховный Совет полным составом, кроме разве что Большого Папы. Агенты радостно завопили, увидав начальство, и только Димон не обращал на Распута никакого внимания:
— Верую!
Мумукин шепнул Трефаилу:
— А где Хэдэншолдэрс?
Люлик и Сууркисат обернулись на Тургения. Взгляды обоих не предвещали ничего хорошего.
— Чего я сказал-то?
— Это он! — заорали Трефаил и Касимсот.
— Нет! — Мумукин в ужасе зажмурился.
Сууркисат бросился к Власу:
— Малыш, хватай часового! Лови его! Лови!
Диктатор заметался по стене. Нельзя сказать, что Влас так уж старался поймать Большого Папу, но нервы у Вальдемара Некрасовича сдали. Он начал ругаться, угрожать, незаслуженно обозвал Власа засранцем и даже умудрился разок выстрелить из пистолета, который все это время держал в кармане. Пуля угодила кинконгу в нос, и из глаз малыша брызнули слезы.
Тут Хольмарк, до сей поры старавшийся не отсвечивать, с воплем:
«Маленьких обижают!» раскидал Верховный Совет с его прихвостнями, легко вспорхнул на стену, в мгновение ока настиг Хэдэншолдэрса, вырвал у него пистолет и надавал пощечин.
Далее свершился самый бескровный и полюбовный государственный переворот за всю историю Архипелага. Трефаил предложил всему Президиуму сдаться, или он немедленно всем глаз высосет. Угроза подкреплялась сопением обиженного великана и воплями «верую!», с которыми Скоряк принуждал Распута поклониться кинконгу.