— Хорошо, — не особенно вслушиваясь в её слова ответила я. Уже у самого выхода я оглянулась на бассейн и увидела нечто красноватое, мелькнувшее над каменным выступом.

— Как тебе? — с полным ртом вопросила Мика, пытаясь прожевать большой кусок белого мяса, оторванный от окорочка, при жизни принадлежавшего то ли курице-мутанту, то ли откормленному страусу.

Я аккуратно попробовала блюдо, которое выглядело так, словно кто-то просто взял красное мясо, накромсал топором, закинул в казан, добавил белой тонкой и короткой лапши, а после засыпал все сверху жгуче-острой красной приправой.

— Забористо, — задохнулась я, замахав на обожженный пряностями рот.

— Это еще что, — довольной кошкой заухмылялась Мика. — Вот попробуешь ягненка с перцовой пастой, так вообще огнем задышишь.

— Что-то мне уже не хочется столь близко знакомиться со здешней кухней, — просипела я, хватаясь за стакан с чаем.

— Ээээ, — тут же остановила меня Мика. — Не стоит, станет только хуже. Лучше на вот, заешь.

И она пихнула мне в рот кусок чего-то волокнистого, но выделяющего вязкий сок при разжевывании и по вкусу напоминающего сыр, только с более выраженным сливочным вкусом.

— Ух, ты! Вкусно! — воскликнула я, распробовав. — И язык больше не жжет. Что это?

— Это называется Чха Ло, — просветила меня Мика. — Я не знаю, из чего оно готовится и как, но это невероятная вкуснятина.

— Ты права, — согласно закивала я. — Язык можно проглотить.

Мы сидели на полянке под одним из тех деревьев, которые я присмотрела еще с утра, перед столкновением с Сатусом. Тень скрывала нас от яркого солнца, а легкий ветерок приятно обдувал кожу, ласково поглаживая и освежая. Прислонившись спинами к широкому стволу дерева и поставив между собой подносы с едой, мы с соседкой наслаждались обедом.

— Чха Ло, как и многие другие блюда, в том числе и те, которые у тебя сейчас на подносе, начали готовить с появлением демонов в школе, — начала рассказывать Мика, одновременно отправляя в рот крупную вареную картофелину. — Говорят, у них дома это традиционное блюдо, которое всегда стоит на столе. У каждого повара свой рецепт приготовления Чха Ло и в Аттере регулярно проводится конкурс, по результатам которого определяют, чей рецепт лучше. Тот, кто занимает первое место удостаивается чести целый год готовить для самого императора. А тот, кто оказывается в самом низу списка, убивает себя, втыкая себе в грудь длинный ритуальный клинок.

— Занятня традиция, — сдержанно отреагировала я, в душу тут же закрались некоторые сомнения. В результате кратковременных душевных терзаний я отложила Чха Ло в сторонку, отодвинув похожий на запеканку белый треугольник к самому краю тарелки. Мало ли, какие в этой стране еще имеются сомнительные привычки?

— На самом деле, Чха Ло — одно из самых трудных и при этом самых безобидных блюд, — проговорила Мика сквозь набитый картошкой рот. Прожевала, гулко сглотнула, запила все это дело чаем и продолжила: — Есть такие, о которых даже страшно подумать, не то что попробовать.

— Например? — рискнула я спросить, хотя в глубине души уже догадалась, что информация будет лишней для меня.

— Например, блюдо под названием Уджо Чхан, — с готовностью и каким-то странным предвкушением тут же приступила к кулинарному экскурсу соседка. — Готовится из большого, выловленного строго в определенный сезон, морского гада с щупальцами. Его едят живым, начиная с головы, тогда есть шанс, что спрут не задушит едока в процессе. Существует и другой вариант — разрезать еще живого головонога на небольшие кусочки и полить острым соусом. Еще шевелящиеся щупальца отправляют в рот, главное — тщательно прожевать, иначе щупальце может застрять в горле и перекрыть доступ кислорода. Бывали случаи смертельного исхода.

Есть мне перехотелось. Я сдержанно отложила вилку с ножом и схватилась за стакан с чаем.

— Еще есть блюдо, именуемое Чи Кха, — не замечающая ничего вокруг Мика продолжала с упоением делиться информацией. — В переводе означает «слезы». И знаешь, там действительно есть отчего плакать! Это мелко нашинкованная и протушенная в огромном количестве специй рыба. Она настолько острая, что далеко не все способны её даже попробовать. А половина из тех, кто отважилась потом в течении суток страдают от кровавой рвоты.

— Я так понимаю, жители Аттеры, в принципе, питают слабость ко всему смертельному и мучительному, да? — попыталась улыбнуться я.

— Демоны, что с них взять, — пожала плечами Мика, собирая с тарелки остатки подливки кусочком сдобной лепешки.

— Но там же не одни только демоны живут, — заметила я, прихлебывая чай. — Вроде бы…

— Нет, конечно, — согласилась Мика, — но как понимаешь, кто правит балом, тот музыку и выбирает.

— Но зачем есть еду, которая вызывает такие ужасные последствия? — недоумевала я.

— Ты про Чи Кха? — отставила соседка пустую тарелку в сторону, облизнув испачкавшиеся в соусе пальцы. — Я не знаю, может быть, им просто нравится страдать?

— Ага, то есть, страна состоит из мазохистов?

— Кто такие мазохисты? — тут же полюбопытствовала Мика.

— Любители получать удовольствие от боли, — кое-как сформулировала я, смутившись и попытавшись скрыть это за кашлем.

Но мое искусственное натужное покашливание тут же трансформировалось в настоящее, как только раздался голос, от которого у меня не то, что внутренние органы вздрогнули, а буквально все тело буквально охватило жаром, как при затяжной лихорадке.

— Боль здесь ни при чем, — лениво и насмешливо проговорил Сатус и выступил из-за дерева, — все дело в ритуале.

Его руки были небрежно сунуты в карманы, а в глазах блестела злость. Неторопливой походкой зверя, исследующего свои угодья, он прошелся и встал прямо перед нами.

Вслед за Сатусом из-за наших спин появились двое других парней из его привычной свиты. Только если про остальных из семерки Мика уже успела мне хоть что-то рассказать, то эти двое почему-то оказались за пределами её описания, хотя они и присутствовали прошлым вечером на импровизированной тренировке под нашими окнами.

Обогнув дерево с разных сторон, они остановились рядом с нами, каждым своим движением демонстрируя небрежность. Один замер с одной стороны, то есть, рядом с Микой. Другой навис надо мной.

Оба парня были высокими, но все же ниже, чем сам Сатус. Тот, что был рядом с Микаэллой имел светло-каштановые, чуть подвивающиеся у линии лба волосы, вытянутое лицо, идеально прямой нос и такой внимательный взгляд, от которого, казалась, не способна ускользнуть ни одна деталь. Движения парня отличались плавностью и мягкостью, каждое — словно часть танца, который он как будто бы невзначай разучивает. При этом, он не казался наигранным или ненастоящим, наоборот, в нем бурлила энергия — смирная, если её не провоцировать, но готовая взорваться адским пламенем, стоит лишь пойти ей наперекор.