Беспокойно ходила она взад и вперед по комнате и каждые десять минут звонила, чтобы узнать, не приехал ли он.

Она была глубоко потрясена. Вид человека, который был близким другом Кастелламари и жестоко ненавидел ее, ледяным ужасом наполнил ее сердце.

Что ему так внезапно и после стольких лет понадобилось в Вене? Случайно ли он попал в театр? Или он догадывался и решил преследовать ее? И зачем он заговорил с ней?

Если бы только она не растерялась и приказала мужу ехать с ней домой! Но она бежала, точно земля горела у нее под ногами.

Медленно и томительно проходил час за часом…

Графиня стояла у окна, прижавшись пылающим лицом к холодному стеклу.

Наконец она услышала, как подъезжал экипаж.

Слава богу! Наконец-то она узнает! Она дрожала, колени ее подгибались.

Еле дотащилась она до двери и услышала, как граф с трудом взбирается по лестнице… Лакей, привыкший к подобным поздним возвращениям своего барина, помог ему взойти на ступени и довел до спальни.

Здесь граф тяжело повалился на диван; лакей молча принялся раздевать его.

Не успел Кампобелло неверной рукой сорвать с себя галстук, как дверь отворилась и в комнату вошла графиня.

Пьяный граф уставился на нее удивленными, непонимающими глазами.

— Ты, кажется, опять отличился,  — презрительно заметила графиня, жестом отпустив слугу. Голос молодой женщины заметно дрожал.

— Весело было… очень весело… Не сердись и не ревнуй… прошу тебя… Баб не было… все мужчины… Все только о тебе и говорили… Все восхищались… кланяются тебе… Сфор… и Мартенс… и Карталоне.

Графиня была бледна как смерть. Как безумная смотрела она на мужа… Губы ее дрожали, она должна была опереться на спинку кресла, чтобы не упасть, острые ногти ее маленьких рук судорожно вонзились в тяжелый шелк — он затрещал и разорвался.

— Кто… как…  — прошептала она.

В горле у нее пересохло, голос срывался…

— Карталоне… ты сказал Карталоне,  — еще раз хрипло повторила она.

— Да.

— Я не знаю никакого Карталоне! — крикнула графиня.  — Откуда он взялся? Что ему от меня надо?

— Откуда взялся,  — с пьяной улыбкой пробормотал граф,  — он, видишь ли, доктор… нет, доктор — это тот, другой… А этот знает тебя еще из Турина… из цирка… да!

Одним прыжком, точно разъяренная тигрица, очутилась графиня около мужа. Она схватила его за плечи и принялась яростно трясти. Глаза ее сверкали недобрым огнем.

— Приди в себя! — крикнула она.  — Подумай и вспомни! Ты не знаешь, что поставлено на карту. Отвечай, ты выболтал им спьяна то, что давно похоронено? Ты говорил с ними о том времени?

— Но, послушай, Виолетта… в своей компании… они такие славные ребята. Не пойдут же они болтать… А потом, они ведь и так все знали… И об этом они говорили… как бишь его… Кастелламари. Он умер, понимаешь? Так и сказать тебе велели — умер! Да!.. Можешь не ходить теперь больше по разным учреждениям наводить справки. Умер… так-таки совсем. Да!

При каждом слове пьяного графа Виолетта отступала, и в конце его бессвязной речи очутилась у стены, и прислонилась к ней.

Ноги ее подгибались, дыхание прерывалось… Она судорожно схватилась за горло. Бледное лицо ее исказилось страданием и яростью. Она закрыла его руками и замерла на месте.

Кампобелло пьяной походкой направился к жене.

— Ты сердишься,  — проговорил он заплетающимся языком,  — я выпил, правда!.. Больше не буду.  — И он потянулся, чтобы обнять молодую женщину.

Она вздрогнула, с силой оттолкнула его от себя и неверными шагами, держась на ходу за мебель, вышла из комнаты.

Минуту спустя Кампобелло спал крепким сном.

Графиня сидела у себя в комнате, сжав холодными руками голову и устремив вперед напряженный взор.

Тусклая утренняя заря медленно заволакивала ночное небо; вот поползла она по крышам соседних домов и бросила сквозь оконные стекла слабый свет в комнату графини.

Что случилось? Не ошиблась ли она? Или действительно был звонок?

Виолетта вздрогнула и судорожно выпрямилась…

— Двое каких-то господ немедленно желают говорить с вашим сиятельством,  — доложила вошедшая камеристка.

Виолетта побледнела… Голова у нее кружилась, в висках стучало. Она прижала руки к груди и глубоко вздохнула.

— Что прикажете ответить? — спросила горничная.

— Разбуди графа,  — приказала графиня.

— Но эти господа желают говорить с вашим сиятельством…

— Где… они,  — тихо проговорила графиня,  — и кто они такие?

— Кажется, из полиции, ваше сиятельство.

Графиня схватилась за сердце.

Кончено! Все кончено! Преступление открыто, тайна разгадана! Муж сам, одурманенный вином, выдал ее. Что делать?… Бежать!.. Выхода не было… Нет, был! Верный… единственный!

— Проводи этих господ в гостиную,  — приказала графиня горничной,  — я сейчас приду.

С этими словами она вошла в спальню и заперла дверь на ключ.

Между тем Вурц и Сфор ждали в гостиной появления графини. Прошло десять минут…

— Слишком долго это тянется,  — нетерпеливо заметил Вурц,  — позовите, пожалуйста, горничную.

— Где графиня? — обратился он к вошедшей девушке.

— В спальне.

— Проводите нас туда, милая,  — проговорил Вурц таким решительным тоном, что горничная не посмела ослушаться.

Спальня была заперта на ключ. Вурц постучал, ответа не последовало.

— Позовите агента, который дежурит в передней,  — тихо распорядился Вурц.

Агент не замедлил явиться.

— Отворите эту дверь,  — приказал начальник тайной полиции.

После значительных усилий дверь была открыта… Вурц остановился на пороге.

— Графиня, не вынуждайте нас прибегнуть к дальнейшему насилию,  — сказал он.

Ответа не было. В комнате царила тишина… жуткая тишина.

Вурц видел со своего места угол кровати, над которой висел образ… Свеча, стоявшая где-то вдали, распространяла слабый, мерцающий свет.

Начальник тайной полиции осторожно наклонился и заглянул в комнату.

Он увидел графиню Кампобелло, неподвижно сидящую за туалетным столиком.

— Графиня,  — сказал он, входя,  — именем закона я арестую вас за убийство лейтенанта Джорджио ди Кастелламари.

Графиня продолжала неподвижно сидеть в своем кресле.