Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да, Влада, — ответил он, радуясь, что можно хоть чем-то себя занять.
— Я договорилась с Вадимом, — сказала Влада. — Он будет ждать нас через два часа.
Дробышев собрался поторопить Таню, но тут зашуршал замок, и она, наконец, появилась.
— Как Инна? — поинтересовался он.
— Ничего. У нее хорошее сердце.
— Торопись, нас ждет художник.
— Влада звонила?
Таня подошла к нему, он обнял ее за ноги.
— Да.
— Степа, мы ничего не узнали про журналиста.
— К портрету это не имеет отношения.
Художник сделает Танин портрет, Дробышев повесит его на стену, и ему не будет одиноко, когда она торчит у соседки.
На встречу они едва не опоздали. Опаздывать Дробышев не любил и злился на себя за то, что плохо рассчитал время.
— Извините, — пробормотал он, подходя к столику, за которым Влада и высокий худощавый парень перебрасывались словами.
— Ничего, — улыбнулась Влада. — Мы сами только что пришли.
Художник тоже улыбнулся и сразу посерьезнел, в упор разглядывая Таню. Разглядывал пристально и долго, а потом кивнул — фейсконтроль Таня прошла успешно.
Дробышев облегченно выдохнул, что было странно, поскольку желание иметь Танин портрет все-таки не было для него жизненно важным.
Ниоткуда появившийся официант подал меню, все дружно заказали себе мясо.
Теперь художник поглядывал на Таню весело и с интересом, а на Дробышева просто весело, без интереса, и время от времени от всей души зевал.
— Не выспался? — спросила Влада.
— У меня сын маленький, — объяснил Вадим. — Второй месяц пошел.
— Поздравляю.
— Спасибо. Я забыл, когда спал.
— Ничего, это временно, — успокоила Влада.
— Приезжайте завтра в студию. — Вадим полез в карман, протянул Тане визитку с адресом и предупредил: — Одна приезжайте.
— Я работаю завтра, — огорчилась Таня. — Я всегда работаю в будни.
— Ничего, приезжайте вечером, — улыбнулся Вадим. — Я тоже работаю в будни. А еще в выходные работаю. До поздней ночи.
Художник доел мясо, подозвал официанта, попрощался.
— Он хороший парень, — сказала Влада.
— Да, — подтвердила Таня.
— А ты-то откуда знаешь? — ревниво спросил Дробышев. — Ты его сейчас впервые увидела.
— Так увидела же, — улыбнулась она.
Влада тоже поднялась, попрощалась.
За окном потемнело, от вчерашнего бьющего в глаза солнца осталось только воспоминание. Серые облака опустились до самой земли, прохожие старались загородиться от ветра.
Выходить на улицу не хотелось.
— Хочешь мороженого? — предложил Дробышев.
— Нет. — Таня поежилась. — Давай чаю. И пирожных каких-нибудь.
Ей тоже не хотелось отсюда уходить.
Дробышев подозвал пробегающего официанта, сделал заказ.
— Как тебе художник? — Таня посмотрела в окно, отвернулась.
Дробышев пожал плечами — мне до него дела нет.
— А мне он понравился. У Влады интересные знакомства.
— Это знакомства Егора. — Официант принес чай, Дробышев поблагодарил. — Вернее, его отца. Знаешь, раньше у Инны собирались забавные компании. Когда был жив Максим Ильич. Я, когда маленький был, любил эти посиделки. Инна моих родителей всегда приглашала, а я садился где-нибудь в уголочке и слушал.
— А где сейчас твои родители? — Таня попробовала пирожное — вкусно.
— В Италии. Папу пригласили лекции читать на три месяца. Мама очень переживает, что ее нет рядом с Инной. Дебаты у Инны велись интересные, о судьбе России. У нас на работе никому в голову не придет об этом говорить. У нас и телевизор-то никто не смотрит.
— У нас тоже, — согласилась Таня и всерьез заинтересовалась: — А что можно говорить о судьбе России?
— Ну… — она доела пирожное, Дробышев подвинул ей остатки своего. — Например, о том, как хорошо было при Николае и как плохо, что пришли кровавые большевики.
— Ты тоже так считаешь?
— Я считаю, что самый объективный и справедливый судья — история. В благополучной процветающей стране никакие уголовники никогда власть не захватят.
Дробышеву было хорошо разговаривать с ней ни о чем. Ему никогда не приходило в голову рассказывать о вечерах у соседки никому из своих знакомых дам.
— Егор тоже приходил слушать взрослых?
— Редко. Ему это было скучно.
— Он тебе нравился?
— Послушай, — Дробышев откинулся на стуле, хмуро на нее посмотрел. — Егор увел у меня невесту. Я не могу быть объективным.
Он не заметил, как Таня напряглась. Ему в голову не могло прийти, что он сказал сейчас что-то такое, чего не стоило говорить.
Егор действительно увел у него невесту. Другое дело, что сейчас до этой невесты ему дела нет. Но этого Дробышев не сказал, и так ясно.
— Я, когда маленькая была, очень хотела стать историком. — Таня постаралась погасить обиду. Собственно, никакой обиды и не должно быть, она же знала, что Степан когда-то любил Владу.
— А почему не стала? Потому что папа умер, и ты решила быть врачом? — догадался Дробышев.
— Нет. — Она покачала головой. — Мама считала, что профессия должна позволять себя содержать.
— Правильно считала, — одобрил он.
— Ну вот. С историческим образованием куда можно устроиться? Только в школу, если знакомств нет. А у нас нужных знакомств не было…
Пошел дождь, на улице прохожие доставали зонты.
Он мог не понять, как сильно Таня ему нужна, в который раз с тоской подумал Дробышев.
— Пойдем, — предложила она, посмотрев в окно. — Не сидеть же здесь до вечера.
Дождь разошелся, и до машины они бежали.
Делать в фирме было нечего, но Влада поехала, дома-то тем более делать нечего.
В секретарской опять сидела одна Милада. Влада кивнула, вежливо улыбнулась, отперла кабинет.
Секретарша вошла следом, как к себе. Владе это не понравилось.
— Неля карточку просила передать.
Слава богу, сесть Милада не посмела, остановилась в дверях.
— Давай, — кивнула Влада, но руки не протянула, секретарша положила карточку на стол.
— Неля психует сильно, — не сразу заговорила Милада. — Она не говорит, но я вижу. И про вас все время расспрашивает…