— Очень рад, барышня, что имел честь с вами познакомиться, надеюсь, что вы мне позволите продолжать прелестное знакомство.

— Надо вам бывать только по вечерам.

— Не иначе, барышня. Я скоро опять у вас буду, на днях, только не могу сказать, когда именно.

— Это все равно.

— Итак до свидания, барышня, кланяйтесь Сабреташу. Не беспокойтесь, я умею сам двери отпирать.

К большой радости Вишенки, Петард уходи т. Она рада, что избавилась от пристальных взглядов и гримас назойливого отставного солдата. Вечером Вишенка рассказала своему покровителю о посещении Петарда и о том, как он удивился, узнав, что она его племянница.

— Зачем он не в свое дело вмешивается, — сказал Сабреташ. — Обязаны мы ему отчет давать, что ли! Но, впрочем, Петард добрый малый. Любит прихвастнуть, поврать, но при всем том готов оказать услугу. Он мне не раз на деле доказал дружбу. Не бойтесь его, дитя мое. Он сочтет величайшим счастьем, если сумеет вам быть полезным, но если когда придет без меня и надоест вам, то, не стесняясь, прогоните его.

Для Вишенки посещение Петарда не имеет никакого значения, но зато неприятно на нее действует перемена в обращении с ней привратницы. Она догадывается, что причиной тому, верно, Петард, высказывавший сомнение о родстве Вишенки с Сабреташем.

Два дня спустя, когда Сабреташ и Вишенка сидели за обедом, кто-то сильно постучался в дверь. Вишенка отворила ее, и вошел Петард, громко заявляя:

— Это я. Здравствуйте, товарищ, здравствуйте, барышня. Как поживаем? Намедни заходил к тебе и имел честь застать твою племянницу. Очень рад знакомству с ней.

Сабреташ пожал руку товарищу, усадил его и предложил выпить рюмочку, Петард от нее не отказался и с очень довольным видом подсел к Вишенке.

— Ах, да что это ты, старый плут, никогда не говорил мне, что у тебя племянница есть, — сказал Петард, покручивая усы. Я так и удивился, узнав, что барышня, поселившая с тобою, в этом звании состоит. Сначала я подумал: «Верно, это обман, какие-нибудь плутни…»

— Разве я тебе обязан все про себя говорить, отдавать тебе во всем отчет? — ответил Сабреташ немного строгим голосом.

— Боже мой, совсем не то!.. Я у тебя не требую отчета, но, кажется, мог ты мне кое-что сказать относительно этой неожиданной истории.

— Племянница моя жила в других местах… я думал, что она оттуда не выедет, оттого про нее никогда не говорил.

— Очень рад, что она не осталась там… — Петард от удовольствия, что сумел так хорошо сказать, нагнул голову, и весь подбородок его ушел в галстук. Это придавало ему такой смешной вид, что Вишенка, глядя на него, не могла не рассмеяться.

— Ты находишь, что она хорошо сделала?.. — сказал Сабреташ. — Я вполне разделяю твое мнение… Племянница занимается у меня хозяйством!.. На ее руках мое белье… и надо видеть, в каком порядке все у меня теперь!.. Она же у меня и кушанье готовить мастерица, я обедаю всегда, брат, дома, не нужно больше в харчевню ходить.

— Какой бесподобный запах от вашего кушанья, барышня!

— Видишь ли, брат, какое счастье для меня, что эта милая девочка вернулась в Париж…

— Ах! Друг мой… дядя! — прошептала Вишенка. — Вы хотите скрыть свое благодеяние, уверяя, что я вам очень полезна, но ведь я вас понимаю.

— Полно, племянница, не рассуждать! Уж не хочешь ли, чтобы Петард подумал, что я сам не знаю, что говорю? Вам со мной хорошо, ну и я счастлив с такой хозяюшкой…

— Ясно, что вы очень счастливы, живя вместе!

— Конечно! — восклицает Сабреташ. — Вишенка моя знает, что, живя с дядей, она ему делает удовольствие.

— Вишенка!.. — восклицает Петард. — Твою племянницу зовут Вишенкой?

— Да, — отвечает Сабреташ, а Вишенка уже краснеет.

— Это странно!

— Что тут странного?

— Да как же, ты мне говорил про молодую девушку, жившую в гостинице вблизи Немура, которая оказала тебе услугу, когда ты возвращался из Алжира… еще мы собирались навестить ее весною.

— Ну и что же?

— Ее тоже зовут Вишенкой… Очень хорошо помню, как ты мне говорил: «Люблю эту Вишенку как сестру, ужасно беспокоюсь о бедняжке».

— Что же удивительного, что мою племянницу зовут, как и ту девушку? Разве мы не встречаем многих Марий, Магдалин… и других, имевших одно и то же имя…

— Да, конечно, оно так… можно иметь одно и то же имя двум разным девушкам. Ведь было же так у нас в полку. Одного барабанщика звали именем моего двоюродного брата.

Петард просидел очень поздно, так, что Сабреташу пришлось намекнуть о том, что пора разойтись, но и тут Петард несколько раз еще прощался с Вишенкой, прежде чем наконец решился уйти.

Посещения его сделались очень частыми, и заметно было, что товарищ Сабреташа находил большое удовольствие в обществе Вишенки, но так как испытываемое им удовольствие сдерживалось величайшим к ней уважением и проявлялось только в нежных взглядах и тихих вздохах, которых Вишенка будто бы не замечала, то ему позволяли бывать. Его разговоры часто смешили Сабреташа и даже Вишенку.

Вишенка прожила целый месяц в квартале Сент-Антуан, не выходя из дома, но она начала бледнеть, худеть, и, видимо, свежий воздух необходим был для ее здоровья. Сабреташ всякий день упрашивал ее пройтись немного, но Вишенка, боясь неприятной встречи, отказывалась. Петард даже помогал Сабреташу, часто говоря:

— Следовало бы сегодня прогуляться, барышня, пользуясь хорошей погодой, настанет ненастье, нельзя будет ходить.

— И я тоже говорю Вишенке, — присоединяется Сабреташ, — если не будет выходить на воздух, то может еще заболеть.

— Вы, верно, думаете, барышня, что у нас нет красивых мест для прогулки в окрестностях? Вы ошибаетесь. Если бы вы мне только позволили, то я бы вас проводил в некоторые очень веселые предместья, там даются балы, на которых очень порядочное общество бывает… все молодежь с девицами, музыка, пенье, веселье хоть куда! Наслаждаешься видом зелени, выпьешь, попляшешь.

— Благодарю вас, господин Петард, я не танцую и не имею желания там бывать.

— Очень жаль, барышня, вы бы, верно, мило танцевали.

— Дитя мое, не нравится вам и незачем ходить на такие увеселения, но вы должны выйти на воздух погулять. Не на то нам Бог дал ноги, чтобы никогда не двигать ими.

Вишенка понимает, что Сабреташ говорит правду, и соглашается идти вечером с ним и Петардом на бульвар Бурдон.

Прогулки теперь становятся ежедневны, так как польза от них видима. Благотворное влияние воздуха и движения вернуло румянец и здоровый вид лицу Вишенки. Сабреташ от удовольствия потирал руки и говорил:

— А что, не правда ли, как воздух ей был необходим. Она расцветает как цветочек, согретый лучами солнца.