обвиняю! Всего лишь прошу вас припомнить, не попадался ли случайно вам на глаза кто-нибудь из знакомых?

Гхм.

Ну тут, пожалуй, стоит начать с того, что я сам старался поменьше попадаться на глаза кому бы то ни было. Мы с Вовой, едва войдя в театр, тут же прошли в ложу. Оттуда я отправился к Наде. Мы поговорили, я вернулся назад. По дороге совершенно точно ни с кем не раскланивался. Да и по сторонам почти не смотрел — был уверен, что другим аристократам тут взяться неоткуда. Настоящий Костя, вероятно, ещё мог бы случайно кого-то заметить. Мне же, при моей интегрированной памяти, приходилось сначала хорошенько присмотреться к человеку. А этого я не делал. Соответственно, и узнать никого не мог.

Ну, и есть у меня ещё одно соображение... Но тут уже надо задать Белозерову встречный вопрос. Я покачал головой:

— Нет. Никого не видел. А могу я узнать, откуда у вас вообще появились такие подозрения? Почему вы предположили, что пожар мог возникнуть не случайно?

Белозеров вздохнул:

— Не уверен, что имею право говорить об этом с первокурсником...

— Повергая его тем самым в шок? — хмыкнул я. — Что ж, не буду вам напоминать, кто из нас двоих недавно воевал с пожаром. Я облегчу вам задачу, всё расскажу сам. Избавлю вас, таким образом, не только от душевных терзаний, но и от превышения служебных полномочий... Это — не первый случай преступного применения магии, верно? — вопрос я задал резко и отрывисто.

Сейчас, для достижения нужного эффекта, необходимо было говорить так.

Белозеров побледнел.

— Я вам этого не говорил!

— Разумеется. Это всего лишь — мои догадки. — Я наклонился вперёд, уставился Белозерову в глаза. Снова быстро, пока тот не опомнился, спросил: — Сколько подобных случаев уже было?

— Задокументированных — четыре, — обалдело отозвался он. — Но только это...

— Секретная информация, понимаю, — кивнул я. — И каждый раз во время такого «несчастного случая» среди пострадавших оказывался белый маг. Совершенно случайно, разумеется. Верно?

— Вы не можете... — пробормотал Белозеров.

«Ошибаешься, дружище, — мысленно усмехнулся я. — Единственное, чего я и правда не могу, к большому моему сожалению — так это допросить тебя по всей форме. Приходится тянуть информацию аккуратно, малыми дозами. А всё остальное — очень даже могу».

— Дуэль, во время которой погиб мой отец — одна из этих трагических случайностей? — продолжил задавать вопросы я.

Вот этот выстрел был — уже наугад. До сих пор я особо не интересовался подробностями гибели отца. Знал о его дуэли лишь то, что рассказывали дед и Нина.

Отец, его соперник и секунданты для проведения поединка поехали куда-то за город. Началась гроза. Соперник отца настоял на том, чтобы дуэль, несмотря на непогоду, всё же состоялась. Соперник был убит. Отец — ранен. После чего и отца, и обоих секундантов убило молнией. Свидетелей происшествия не осталось, события восстанавливала судмедэкспертиза. Дед назвал это «трагической случайностью». Сейчас я вспомнил его слова.

А Белозеров, услышав мой вопрос, побелел, как мел. Ответить он не смог — но ответ мне уже и не требовался. Я понял, что угадал.

Так же быстро спросил:

— Подозреваемые есть?

Белозеров горько вздохнул. Пробормотал:

— Да какие там подозреваемые... Одни догадки. Эти люди очень хорошо умеют заметать следы. Всё, что есть... — и вдруг он опомнился. Забормотал: — То есть, я ничего такого не хочу сказать! Я вообще не имею права разглашать! Я не должен был говорить даже то, что уже сказал! Право, не понимаю, как так вышло...

Ну, ещё бы ты понимал. Ты-то видишь перед собой шестнадцатилетнего избалованного аристократика. Ты не можешь знать, сколько допросов этому «аристократику» довелось провести. И сколько — выдержать...

Велик был соблазн дожать Белозерова. Я был уверен, что больших усилий для этого не потребуется. Схватить за горло, припугнуть как следует — расколется не позже, чем через минуту. И в других обстоятельствах я бы именно так и сделал.

Но сейчас давить на Белозерова нельзя — вызову ненужные подозрения, а этот дядька может мне ещё ой как пригодиться. Кроме того — я узнал, в общем-то, достаточно. Пора сворачиваться.

— Я никому не скажу о нашем разговоре, — успокоил Белозерова я. — Слово чести. Не беспокойтесь.

— Благодарю, — смущенно пробормотал он. Похоже, до сих пор недоумевал, как ухитрился так по-детски проболтаться.

— Я могу идти?

— Можете, — вздохнул Белозеров. — Только, сами понимаете — не в жилой корпус.

— То есть? — нахмурился я.

Если он сейчас заговорит об отчислении...

— Вы отправитесь в карцер, Константин Александрович, — объяснил Белозеров. — Об отчислении речь не идёт — дуэль, к счастью, завершилась не настолько плачевно. Но и оставить ваш проступок безнаказанным я не могу — невзирая на то, что зачинщиком дуэли являетесь не вы. Согласно правилам Академии, виноваты оба. Всё, что я могу для вас сделать — это предложить купить себе свободу посредством штрафных баллов.

— Переведите, — попросил я.

— Белые маги получат минус пятьдесят баллов, но вы вместо карцера пойдёте в корпус и спокойно ляжете спать, — объяснил Белозеров.

Я пожал плечами.

— Не вижу ни одной причины, мешающей мне так же спокойно улечься в карцере.

— Там, знаете ли, не очень уютно, — усмехнулся Белозеров.

— Догадываюсь.

Белозеров улыбнулся:

— Я почему-то не сомневался в вашем выборе.

Повёл рукой. Глобус вспыхнул белым — магическая шумозащита исчезла.

— А господин Юсупов составит мне компанию? — поинтересовался я.

— Господин Юсупов уже в карцере. Пишет объяснительную записку на имя ректора.

— Что ж. Надеюсь, я ему не помешаю.

— У вас при всём желании не получится это сделать. Согласно правилам, участники дуэли должны содержаться в разных помещениях.

С этими словами Белозеров негромко звякнул серебряным колокольчиком — похожим на те, что были у нас дома. Через секунду на пороге кабинета образовался наставник.

— Проводите господина Барятинского в карцер, — приказал Белозеров.

Наставник молча поклонился.

— Доброй ночи, Константин Александрович.

— Доброй ночи, Всеволод Аркадьевич.

Глава 22. Рабиндранат

Карцер показался мне даже более просторным, чем моя комната в жилом корпусе. Возможно, потому, что при той же площади обставлен был скуднее. Железная панцирная кровать со скатанной в рулон постелью, откидной столик у стены, стул и окошко под потолком, забранное решёткой.

—