сказать, что погибший скатился вот с этого холма прямо на руины. Разбитая голова будет выглядеть более правдоподобно, чем пробитая грудь. Ну, и напоследок. — Я всмотрелся в ставшее невероятно бледным лицо господина Вронского. — Я здесь из-за моих разногласий с Жоржем. Против вас лично я ничего не имею, ваша смерть не доставит мне удовольствия. Отказаться от участия в дуэли сейчас с вашей стороны было бы благоразумным, и это не нанесёт вашей чести никакого урона.

Такие лица я иногда видел у новобранцев перед первым боем. Вся громада господина Вронского оказалась сокрушена. Он повернул голову и посмотрел в сторону своего кукловода — Жоржа. Тот, тоже обескураженный моей презентацией, взял себя в руки и быстро подошёл к Вронскому. Они о чём-то зашептались.

— Господа, это несерьёзно! — подал голос Андрей. — У вас было достаточно времени для того, чтобы пообщаться. Говорите так, чтобы все слышали, или я буду настаивать на переносе дуэли.

Я с уважением посмотрел на Андрея. Вот уж кто даже виду не подал, будто его увиденное и услышанное как-то напугало. Представив, как на его месте мялся бы сейчас бледный Мишель, я мысленно поставил себе отлично за выбор секунданта.

Жорж нехотя отошёл от Вронского, напоследок послав ему выразительный взгляд. И сам на себя непохожий Вронский, облизнув пересохшие губы, сказал:

— Пистолеты! Прошу вас, господин Юсупов.

Юсуповых вокруг — какая-то совершенно нездоровая концентрация. В данном случае на зов Вронского откликнулся Болеслав. Он завернул за ближайшее дерево и вернулся с деревянным лакированным ящиком. Вронский громко сопел, глядя на него.

Сколько ж ты должен этому Юсупову, интересно?.. Сомневаюсь, что дело тут в одном лишь желании одержать юбилейную победу.

— Стреляете с десяти шагов, — сказал Болеслав и открыл ящик. — По команде, одновременно, или как вам будет угодно. По одному выстрелу, господа! Будем надеяться, что после этого выстрела все ваши разногласия будут улажены. Выбирайте оружие, пистолеты абсолютно одинаковы, оружие не пристреляно.

Мы с Вронским подошли к ящику. Там лежали два старинных пистолета. Однозарядные, длинноствольные. Я взял тот, на рукоятке которого была выбита цифра 1. Повертел в руках. Музейный экспонат. Такой бы под стекло и табличку рядом. Ну а с другой стороны — на что я рассчитывал? На пару винтовок с оптическим прицелом?

— Этот, — сказал я и передал пистолет Андрею. — Зарядите, пожалуйста.

Я сначала не понял, почему Вронский опять на меня так странно посмотрел. Потом дошло: я быстро и машинально крутанул пистолет одной рукой так, чтобы взять его за ствол и передать рукояткой вперёд. Для меня это было простое и естественное движение. Однако Вронскому оно сказало о том, что я с оружием не просто тренируюсь — я с ним живу. Что было, в общем-то, недалеко от истины.

Андрей взял пистолет и тоже придвинулся к ящику. Вронский мялся, ожидая, пока закончится процедура. Когда я получил свой пистолет обратно, ящик принял Андрей, а Болеслав принялся заряжать второй пистолет. Я пока присматривался к своему.

Учитывая мою способность видеть в темноте — Вронского можно уже считать мёртвым. С одной стороны. С другой стороны, чего ждать от такого оружия — неизвестно. Прицельная стрельба даже из хорошего современного пистолета с десяти шагов — та ещё задачка. Прицельная стрельба — это в принципе занятие для снайпера. На десяти шагах для уничтожения противника я бы выбрал автомат.

Преимущества, конечно, у меня есть. Но в такой дуэли нельзя списывать со счетов слепую удачу.

— Я готов! — сказал Вронский, вернув меня к реальности.

— Отлично, — сказал я. — Давайте начинать. У меня сегодня был тяжёлый день, и я бы хотел поскорее лечь спать.

Болеслав провёл на земле черту. Мы подошли к ней с двух сторон: я и Вронский. Я спокойно глядел ему в глаза, а вот Вронский нервничал. Я усмехнулся: легко было представить, что творится у него в голове.

«Он же меня убьёт! Я должен выстрелить первым. Как он сказал — в голову. Скальпель... Как вырезать пулю из головы?! Нет, пусть это делают Юсуповы! А если они подставят меня? Выстрелить на воздух? А этот — в меня...»

Похоже, тут мне волноваться не о чем.

— Прошу, господа, повернитесь спиной друг к другу, — сказал Андрей, как-то незаметно отобрав у Болеслава право распоряжаться. — Сделайте пять шагов и останавливайтесь. По нашей команде разворачивайтесь и стреляйте по своему усмотрению.

Мы повернулись спиной к спине. Как два боевых товарища, готовых отражать атаки окружающих сил противника.

— Оно того стоит? — тихо спросил я.

Спиной почувствовал, как спина Вронского содрогнулась. Он, однако, ничего не сказал. Я сделал шаг вперёд. Повернув голову, увидел напряжённое лицо Жоржа Юсупова и подмигнул ему.

Ещё четыре шага — стоп.

Спина просто огнём горит. Какой всё-таки бред — поворачиваться спиной к опасности! Вся суть дуэли противоречит моей сути. Но... Но ведь я именно для этого здесь. Там, в своём мире, я сражался с корпоратами, не знающими о чести ничего. Здесь моя задача — сохранить мир, который живёт по законам чести, от скатывания в ту же клоаку.

Я заставил себя подавить желание обернуться и снести голову Вронского цепью. И в этот момент до меня, кажется, дошло. Дошло, что это такое — быть белым магом.

— Я стреляю не для того, чтобы убить, — шепнули мои губы. — Я стреляю для того, чтобы мир, основой которого является честь, продолжал существовать.

— Молишься, Барятинский? — послышался сбоку мерзкий голосок Юсупова. — Правильно. Напомни о себе Господу. Пусть открывает ворота уже сейчас.

— Господин Юсупов! — резко одёрнул его Андрей. — Дуэль началась, извольте держать свои высказывания при себе!

Жорж замолчал. Ещё несколько выматывающих мгновений тишины, в течение которых я сосредоточенно слушал биения своего сердца.

— Вы можете стрелять, господа! — сказал Болеслав.

Н-да. И это они называют «командой»...

Я развернулся на пятках и вскинул пистолет, но — поздно.

Вронский, видимо, повернулся, услышав «вы», я же дождался слова «господа».

Грохот выстрела, вспышка пороха, и что-то, свистнув, чиркнуло меня по левому уху.

Дурачок и правда попытался попасть мне в голову. В темноте. С десяти шагов. Из непристрелянного допотопного чудовища... Какой же я всё-таки страшный.

— Неплохой выстрел, господин Вронский, — воскликнул я, чувствуя, как по телу распространяется восхитительная слабость, присущая скорее Косте, чем капитану Чейну. — Наверное, надо было спускать курок после того, как я закончу