Основная масса русской кавалерии гналась за отступающими в направлении Лейсова, однако группа кавалеристов отделилась и случайно или нарочно направилась к тому месту, где стоял король с парой адъютантов и неизменным Брокдорфом. Впрочем, Брокдорф, когда понял, что происходит, вскочил на лошадь и дал ей шпоры. Фридрих дернулся было остановить своего обер-шпиона, но не стал. Даже его помутившийся разум мгновенно подсказал, что если самому королю вряд ли что грозит (да и что может грозить королям, кроме собственных солдат?), то Брокдорфу лучше не попадаться в лапы русским. Петля – самое малое, что его ждет, а в застенках Тайной канцелярии наверняка что-то и похуже.

И действительно, всадник, возглавлявший эту группу, махнул саблей, указывая на Брокдорфа, и что-то закричал. Фридрих невольно попятился, адъютанты подскочили к нему и потащили куда-то, но русские не обратили никакого внимания по помятого старикашку в перепачканном мундире. Лишь один из казаков от души вытянул Ганса нагайкой по спине, не стал даже шашку доставать, побрезговал. Эх, если бы тогда Петенька сообразил, какой случай он упустил! А так на пригорок вылетела кучка прусских гусаров во главе с ротмистром Притвицем, они едва не затоптали собственного короля. Но, к счастью, ротмистр в последний момент успел сообразить, с кем они столкнулись. Недолго думая, Притвиц приказал одному из гусар спешиться, бесчувственного короля схватили, словно мешок, кинули в седло и понеслись дальше. Еще одна группа казаков погналась было за ними, но Притвиц сумел застрелить офицера, командовавшего ими, и казаки отстали.

* * *

А Петенька, горяча коня, мчался за Брокдорфом, которого узнал по голштинскому мундиру. Изменник даже здесь не стал его снимать. Его сопровождала пара гусаров, на свою беду, они решили бежать вместе с генералом. Сосновые ветки хлестали по лицу, и Петеньке приходилось больше думать о том, как бы не вылететь из седла, чем о погоне. Казаки и корнеты летели следом, хотя в какой-то момент Петенька совершенно забыл о них.

Азарт погони полностью захватил его, кровь с силой ударила в голову, перед глазами поплыла какая-то красная пелена. Он выхватил саблю из ножен и закричал, точнее зарычал. Конь одного из прусских гусаров сбился с ноги, и Петенька оказался совсем вплотную к нему. Гусар оглянулся, и перед Петенькой мелькнули белые от испуга глаза. Петенька снова зарычал, привстал на стременах и нанес удар, да так ловко, что голова гусара отлетела в сторону.

Петенька был готов продолжать погоню, но урядник, похоже, был совсем иного мнения. Он сохранил полное спокойствие, а потому вырвал из седельной кобуры пистолет, тщательно прицелился и выстрелил. Пуля попала в бабку коню Брокдорфа, и он сразу захромал. Второй гусар даже не подумал оставаться с генералом, наоборот, он дал коню шпоры и в мгновение ока умчался вперед, за ним никто не гнался. Брокдорф испуганно оглянулся, втягивая голову в плечи, похоже, он опасался удара в спину, но никто пока не собирался убивать голштинца.

Брокдорф понял, что удрать ему не удастся, и спрыгнул с коня, тем более что конь уже начал сильно припадать на раненую ногу. Его лицо покрылось крупными каплями пота, жирные щеки тряслись. Петеньке не сразу удалось остановить разогнавшегося коня, но вскоре все они окружили Брокдорфа.

– Кажется, моим странствиям пришел конец, – неожиданно спокойно произнес голштинец.

– Да, презренный изменник! – горячо воскликнул один из корнетов, спрыгивая с коня. – Настал час расплаты за твои злодеяния.

– Какие? – поинтересовался голштинец.

Петенька, который уже отошел немного от жара погони, скучным голосом сообщил:

– Нам доподлинно известно, что вами были посланы на Урал со шпионским промыслом офицеры фон Заукен и Эрхард, каковые были иманы Тайной канцелярией и во всем сознались.

Брокдорф пожал плечами:

– Не я командую голштинскими полками, все вопросы к его высочеству великому князю Петру Федоровичу.

– И что же генерал голштинской службы делать изволил при штабе прусской армии во время войны? Сие есть прямая измена, каковая карается через расстреляние.

Брокдорф ухмыльнулся:

– Вы правильно вспомнили про голштинскую службу. Герцогство Голштиния с Пруссией не воюет, по таковой причине я волен находиться там, где мне мой государь прикажет, и дела российские в том помехой не служат. В конце концов, фельдмаршал Кейт прямиком из русской службы в прусскую поступил. А я как был, так и остался голштинским офицером. Так что обвинить меня решительно не в чем.

– А девица, которую ты пытался похитить, чтобы своему сластолюбивому господину представить?! – снова взвизгнул корнет. – Сие недостойно не токмо дворянина, но просто порядочного человека. Сводничество!

– Ну, что до порядочности, иным бы помолчать. Что девица? То мелочи и прихоть государя, каковая обязана быть исполненной. А вот другие письма австрийскому командующему возят без всякого на то понуждения, – как бы вскользь заметил Брокдорф.

– Молчи, презренный! – завопил корнет, выхватил саблю и бросился на голштинца.

Он сразу нанес сильный рубящий удар, но Брокдорф успел обнажить свою шпагу и парировал его. Завязалась сумбурная, некрасивая драка, которую никак нельзя было назвать благородным словом «дуэль». Впрочем, она не могла затянуться слишком долго, Брокдорф понимал, что ему не дадут покинуть полянку, слишком опасное обвинение он бросил, и если кто спасет его, то лишь злейший враг, секунд-майор Тайной канцелярии. Однако ж такое спасение могло оказаться хуже смерти, так как прямиком вело на дыбу в застенке. И это понимание невольно сковывало ему руку, да к тому же корнет имел тяжелую гусарскую саблю против легкой офицерской шпаги.

Пару минут звенела сталь, сталкивались лезвия, но было видно, что голштинец лишь с большим трудом отбивает неумелые, но сильные удары корнета. Мальчишка даже успел распороть ему грудь скользящим ударом – рана неопасная, но болезненная и кровавая. Если бы поединок затянулся, Брокдорф в самом скором времени лишился бы сил от потери крови. Сам Брокдорф нанес разящий, как ему казалось, укол прямо в грудь, но молодость, проклятая молодость! Мальчишка успел кошкой отпрыгнуть в сторону, и лезвие лишь прокололо ему левую руку.

Они дружно шагнули назад, тяжело дыша и обливаясь кровью. Мундир Брокдорфа быстро темнел, наливаясь кровью, а рука корнета беспомощно повисла. Но никто не собирался просить пощады и давать ее. Петенька, которого неприятно поразил намек голштинца, вдруг переменил решение. Если раньше он собирался исполнить приказ графа Шувалова и убрать опасного шпиона чужими руками, то сейчас шпион вдруг приобрел цену немалую. Откуда прусский подсыл узнал о делах австрийских? Что Бестужев радеет о своим кармане, набивая его золотом венским, – то было давно известно. Но вдруг корни идут куда глубже, чем кажется на первый взгляд? А что, если через голштинское посредство австрийцы пытаются сговориться с Фридрихом? Нет, вздор, именно австрийцы с пруссаками затеяли эту войну… Однако ж они, яростно деля Силезию, вполне могут затеять интригу в ущерб России, сильная Россия Австрии не нужна столь же, сколь и королю Фридриху. Глупо? Но сказать это можно будет лишь после того, как проявятся все наималейшие обстоятельства.