Каллум передернул плечами:

— Просто я был уверен, что никто никогда не узнает о том, что я рассказал.

— Я думала, они будут настаивать на своем праве разделаться с Родериком без посторонней помощи, — сказала Кирсти.

— Очевидно, они не хотят проливать кровь столь близкого родственника, — заметил Пейтон. — И я рад, что это так. Право убить Родерика принадлежит нам.

Кирсти наполнила свой кубок вином и отпила глоток. Она чувствовала облегчение, что больше не надо опасаться мести клана Макаев, в то же время ей было жаль сэра Кита и остальных. Они хорошие люди и всегда были добры к ней. То, что Родерик опозорил их прославленный клан, явилось для них тяжелым ударом.

Остерегаться теперь следовало только самого Родерика и тех его приспешников, которых он сумеет удержать при себе. Она нисколько не сомневалась, что Макай объявят о том, что Родерик больше не существует, и Пейтон Мюррей ни в чем перед ними не виноват. Они сделают все возможное, чтобы все приспешники Родерика были немедленно отозваны, дабы Пейтон без помех мог сразиться с негодяем.

— Скоро с тебя будут сняты все обвинения, — сказала она Пейтону. — В том числе и то, что ты увел у Родерика жену.

— Ты так думаешь? — спросил он.

— О да. Макай, может, не в силах сами пролить кровь Родерика, но желают его смерти. Желают, чтобы он был похоронен и навсегда забыт.

— Значит, и твое имя больше не будет запятнано.

— И таким образом, твое имя будет очищено тоже.

— Да, верно, хотя не думаю, чтобы моя особа имела такое уж большое значение. Хотя бы потому, что лишь немногие знают, кто я такая. Родерик не очень-то позволял мне общаться с людьми из опасения, что я выдам его тайну.

— Что ты собираешься делать? — спросил Коннор.

— Наслаждаться досугом, — ответил Пейтон. — Не знаю уж, как долго, но я твердо решил, что дождусь, пока Родерик окончательно не станет изгоем в глазах всего общества. Я также хочу, чтобы стало общеизвестным, что я мщу по праву, поскольку предпочел бы охотиться на это чудовище, не страшась никаких последствий. Не столько для себя, сколько для Кирсти.

— И ты веришь, что Макай позволят тебе убить своего родственника?

— Да. Как сказала Кирсти, Макай хотят, чтобы Родерик был убит и похоронен. Слухи о его преступлениях ходят уже давно, не только мы с Кирсти их распускали. Как только родичи объявят его изгоем, эти слухи немедленно станут считать правдой. Никто не станет вслух говорить о его преступлениях, но его начнут избегать. И какому бы наказанию я ни подверг его, все будет с молчаливого согласия прощено.

— Мы с Джилли, пожалуй, отправимся ко двору и будем там твоими глазами и ушами.

Пейтон едва сдержал улыбку — по тону, каким Коннор это произнес, было ясно, что, отправляясь ко двору, он приносит огромную жертву.

— Вы не обязаны это делать.

— Нет, обязаны. Ни ты, ни девушка отправиться туда не можете, так же как и Юдард, поскольку он ее родич. Но тебе надо как-то узнать, что путь свободен и ты можешь открыто напасть на негодяя. С тех пор как заговорили о том, что ты увел его жену, тебе оставалось разве что сидеть взаперти, поставив у дверей охранников и время от времени получать весточку от сэра Брайана. Отдыхай. Шум скоро уляжется, а мы с Джилли немедленно сообщим тебе, как только ты снова сможешь показаться на людях. И будет лучше, если к тому времени ты сумеешь набраться сил, да и собраться с мыслями тебе не помешает. — Он поднял кубок и провозгласил: — За победу.

Пейтон вместе с остальными присоединился к тосту.

— За победу. За скорую победу.

Кирсти сидела на огромной кровати Пейтона в одной рубашке и расчесывала еще влажные волосы. Переговоры с Макаями оказались трудными, даже изматывающими, но достигнутый успех во многом искупал эти тяготы. Если бы только она могла избавиться от стыда и смущения, которые одолевали ее из-за того, что она открыто делит ложе с Пейтоном! И когда она уже была близка к этому, круг людей, посвященных в обстоятельства ее личной жизни, значительно расширился. Его семья, похоже, вовсе не возражала, дети вели себя так, будто ничего особенного не происходит, Йен Сильный и Крошка Элис радовались за нее и с некоторой надеждой смотрели в будущее, ее собственный брат и не подумал осуждать ее. Кажется, только она одна и беспокоилась из-за их связи. Может, стоит поинтересоваться, почему все с такой легкостью приняли существующее положение вещей, особенно ее брат? Доводы, которые приводил Пейтон, уверяя, что ей нечего стыдиться, были вполне разумными. Оно и неудивительно. Он получил то, что хотел, когда она с этими доводами согласилась. К тому же прелюбодеяние и похоть он никогда не считал грехом, хотя и не признавался в этом.

— Опять думаешь о грехах и воздаянии, да? — протянул Пейтон и, сбросив с себя остатки одежды, сел позади нее на постель и принялся расчесывать ее густые волосы.

— Должен же кто-нибудь об этом думать, — промямлила она, удивляясь, как непринужденно этот человек чувствовал себя, даже будучи совершенно голым. — Ведь это никого не интересует.

— Ну, не так давно и тебя это не очень-то интересовало. По крайней мере в течение нескольких часов.

— Помню. И сама толком не понимаю, почему вдруг встревожилась. Видимо, потому, что теперь еще целая куча народа узнала о нас.

— Это грех, согласен, и, хотя я постоянно его совершал, женщин, деливших со мной ложе, не очень-то уважал. Но тебя никак не назовешь прелюбодейкой.

— Я замужняя женщина, — заявила Кирсти.

— Может, ты и произносила слова обета, но брак ваш так и не вступил в силу. По-моему, мы давно разобрались с этим вопросом.

— Итак, я всего-навсего распутница?

Пейтон отбросил щетку для волос, обнял ее и привлек к себе.

— Ты моя возлюбленная. — Язык его обежал вокруг ее изящного ушка. — Мой товарищ по оружию. Ты не жена сэра Родерика и никогда не была ею. Ты моя, — произнес он едва слышно и поцеловал ее в шею.

— В данный момент я твоя. — Усилием воли она отогнала мысль о том, что связь их с Пейтоном все равно закончится. Либо потому, что Родерик возьмет над ними верх, либо, победив Родерика, сам Пейтон пресытится этой связью.

Пейтон, занятый тем, что устраивался на постели так, чтобы она оказалась распростертой под ним, решил, что сейчас не время объявить ей о том, что он вовсе не намерен с ней расставаться. Она по-прежнему была женой сэра Родерика, по крайней мере в глазах других, а порой и в своих собственных. Пейтон понимал, что никакими приятными словами и клятвенными заявлениями в вечной верности он не заставит Кирсти ему поверить. Нужно дождаться момента, когда он сможет назвать ее своей женой.

Кирсти содрогнулась от внезапно нахлынувшего желания, когда Пейтон стал ее ласкать. С каждым разом его ласки становились все изощреннее и доводили ее до неистовства. Но на этот раз он превзошел все ее ожидания. Он не вошел в нее, как обычно, а стал ласкать языком ее разгоряченное лоно.