Так, когда на первой очереди были строительные работы, а рабочих рук не хватало, Понтинг получил только, так сказать, внешнюю скорлупу своей мастерской, с самым скудным сырым материалом для ее оборудования. В очень короткое время появились полки и ванны, были навешены двери, сооружены оконные рамы, и все это, к удивлению присутствующих, было сделано с безукоризненным мастерством. Счастье, что можно было быстро выполнить такую работу, так как мимолетных часов краткого летнего времени нельзя было уделять ни на что, кроме непосредственного фотографирования. Понтинг, по своему темпераменту, не терпел потери времени. В хорошую погоду он почти не спал. Насколько позволяли обстоятельства, он старался не пропустить случая для успешной работы.

Плоды такого трудолюбия Понтинг предъявил мне в виде множества метров кинематографических лент, имевшихся у него в запасе. Еще большее количество их было оставлено им на судне, не говоря о полках, заставленных ящиками с негативами, и о толстом альбоме с отпечатками.

Самым превосходным его качеством, пожалуй, является удивительная способность схватить живописные, эффектные кадры. Поэтому компоновка его снимков необыкновенно хороша. Он каким‑то чутьем в точности определяет соотношение переднего плана и перспективы, умело схватывает в кадре элементы живой природы. Искусным применением разных объектов и большей или меньшей выдержкой он подчеркивает тонкие теневые эффекты на снегу и воспроизводит его изумительную прозрачность. Он — художник, влюбленный и свою работу. Душа радуется, когда слушаешь его восторженные рассказы о достигнутых результатах и его планы на будущее.

Не успел я налюбоваться всеми сокровищами темной камеры, как меня повели в помещение биологов. Нельсон и Дэй с самого начала заявили о своем намерении устроиться вместе, так как оба отличаются необычайной методичностью и аккуратностью. Они очень обрадовались, когда намерение их получило одобрение, и друзья таким образом избавились от возможности получить неряшливого сожителя. До нашего ухода осенью не было приступлено к устройству этого помещения. Теперь же я нашел его образцом уменья использовать площадь. Во всем преобладали опрятность и порядок. Микроскоп стоял на особом столике, обставленном эмалированной посудой, разными сосудами и книгами. За спиной сидящих — две койки, в два яруса, с задернутыми занавесками, выдвижными ящиками для белья и приделанными к ним подсвечниками с рефлекторами. Над головами была очень хитро устроенная сушилка для носков с несколькими сетками. На все это потребовалась художественная столярная работа, поразительно отличавшаяся от наскоро сколоченных приспособлений в других спальных помещениях. Столбы и доски коек были гладко обструганы по краям и выкрашены под красное дерево. Стол Нельсона очень удобно стоит под самым большим окном и тоже снабжен ацетиленовой лампой, так что он и в летнее и в зимнее время имеет все удобства для кабинетной работы.

Дэй, как видно, был неутомим во все время моего отсутствия. Всеобщим похвалам его искусству, выражениям благодарности за оказанную помощь при установке инструментов и вообще для облегчения научных работ не было конца. Ему одному мы обязаны всеми приспособлениями для отопления, освещения и вентиляции, оказавшимися вполне удовлетворительными. Тепло и свет не оставляли ничего желать, и воздух в то же время всегда был чист и свеж. Дэй также ввел некоторые усовершенствования в моторных санях.

От отопления мое внимание вполне естественно перешло к кухонному оборудованию, которым заведовал Клиссолд. Я уже много слышал о его удивительном искусстве в области кулинарии и отчасти уже лично убедился в этом. Теперь меня провели в отделение Клиссолда с плитой, печками, утварью, стенными столами и уставленными всяким добром полками. Приятно было слышать, что печка оказалась экономной, а патентованные брикеты превосходно заменяют уголь. Сам Клиссолд был всем доволен, за исключением только толщины стен большой печи и размеров хлебной печки. Он опасался, как бы она не оказалась слишком мала, чтобы постоянно снабжать весь персонал достаточным количеством хлеба. Несмотря на это, он показал мне ее с явной и вполне справедливой гордостью, ибо он сам придумал к ней остроумное приспособление, не уступавшее ни одному из изобретений, какими мог похвастаться наш дом. Когда поднималось в квашне тесто, оно этим самым замыкало электрический ток, звонил звонок и загоралась красная лампочка. Клиссолд сообразил, что продолжительный звонок не особенно приятно подействует на нервы нашей компании, а продолжительное горение не продлит существования лампочки. Поэтому пристроил часовой механизм, который, после краткого промежутка, автоматически прерывает ток. Кроме того, с помощью того же механизма можно было вызывать эти сигналы в разные промежутки времени, по желанию. Так, пекарь, лежа в постели, мог пользоваться ими через короткие промежутки. Уходя же из дома, он мог поставить аппарат так, чтобы по возвращении одним взглядом удостовериться, что происходило в его отсутствие. Это, во всяком случае, премилая выдумка, но когда я узнал, что на нее пошел всякий хлам, вроде выпрошенного у кого‑нибудь зубчатого колеса или пружинки, магнитика и т. п., мне стало ясно — у нас весьма замечательный повар. Когда до моего сведения дошло, что Клиссолд принимал участие в совещании о недугах Симпсонова мотора и что он способен соорудить сани из простых ящиков из‑под клади, я уже не так удивился. Оказывается, он много занимался ручным трудом и механикой, до того как взялся за кастрюли и сковороды.

Мои первые впечатления включают такие вещи, которым я спешил посвятить специальное внимание, а именно, помещения для животных. Я убедился, что нашим русским молодцам подобает не меньше похвалы, чем моим соотечественникам‑англичанам.

Антон с помощью Лэшли устроил конюшни. Во всю длину пристройки тянулись опрятные стойла, отделенные друг от друга перегородками до пола так, чтобы беспокойные ноги лошадей не могли попасть под них. Кормушки спереди были обиты жестью, чтобы лошади, имеющие дурную привычку грызть дерево, не могли ей предаваться. Я не мог подавить вздоха при мысли о том, скольким стойлам придется пустовать, в то же время радуясь тому, что какой бы ни стоял мороз, какие бы ни дули ветры, для уцелевших десяти лошадей места, теплого, укрытого, больше чем достаточно.

Впоследствии мы имели возможность всем лошадям, кроме двух или трех, предоставить двойное помещение, в котором они могут и полежать, если пожелают.

Лошади имели недурной вид, если вспомнить, как мало, собственно, их кормили. Шерсть на них, удивительно длинная и мягкая, представляет большой контраст с шерстью лошадей, оставленных на мысе Хижины. Их проезжали Лэшли, Антон, Дмитрий, Хупер и Клиссолд обыкновенно верхом. Так как море еще только недавно замерзло, манежем служило песчаное взморье, простиравшееся до озера Чаек. По этому пространству во всю прыть носились всадники без седел, и я был свидетелем не одного забавного случая, когда лошадь и всадник расставались друг с другом с поразительной бесцеремонностью. Этот вид упражнений я не считал особенно полезным для животных, но решился пока не вмешиваться, а дождаться возвращения нашего коневода.

На попечении у Дмитрия осталось всего пять или шесть собак. Они были в довольно хорошем состоянии, принимая в расчет все обстоятельства. Дмитрий, очевидно, очень старательно ходил за ними. Он даже поставил небольшую пристройку, могущую в случае надобности служить лазаретом для заболевших животных.