Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну, полно, забудем об этом, – весело сказал он. – Заходи, переоденешься. А потом я осмотрю рану у тебя на голове.
Она отмахнулась.
– Мне до дома рукой подать.
– Пусть и так, но я не оставлю тебя одну в таком состоянии. Как знать, вдруг рана серьезнее, чем кажется, и ты потеряешь сознание, когда пройдет первоначальный шок?
– Кто из нас разбирается в медицине, я или ты? – спросила Хульда, но на ее бледном лице промелькнула тень улыбки. Феликс без лишних слов приобнял девушку за талию – она привычно прижалась к нему – и повел в кафе, где лежал запас бинтов и форменных платьев для официанток. «К тому же Хульде не помешает выпить чего-нибудь покрепче», – подумал он.
Они вместе вошли в темноту помещения, Феликс включил маленький светильник у стойки, и внезапно ему показалось, что последние четыре года были просто дурным сном. Они с Хульдой, как и прежде, стояли в кафе, только вдвоем, и теплое сияние светильника словно окутывало их защитной пеленой.
Феликс открыл было рот, но Хульда предостерегающе покачала головой, и он промолчал.
В следующую секунду за окном разверзлись свинцовые тучи, весь день нависавшие над городом, и на землю водопадом обрушился дождь.
Глава 24
Воскресенье, 11 июня 1922 года
За ночь головная боль превратилась из острой в тупую и теперь должна была сопровождать Хульду в течение всего грядущего дня.
Вчера они с Феликсом допоздна сидели в сумерках пустого кафе. Хульда тщательно вымыла волосы в ванной комнате для персонала и позволила Феликсу осмотреть себя. Вместе они решили, что ей не нужно обращаться к врачу: она отделалась аккуратной шишкой. Однако Феликс настаивал на том, чтобы Хульда пошла в полицию и сообщила о случившемся, но, встретив сопротивление, через некоторое время сдался.
В конце концов, с тоской подумала Хульда, кому как не Феликсу знать: она упрямая и всегда делает только то, что хочет.
Хульда не спрашивала Феликса о белокурой девушке, с которой он встречался, а сам он ничего не рассказывал. Весь вечер они кружили вокруг этой темы, как кошки – вокруг кастрюли с горячим молоком. После двух порций коньяка Хульда наконец ушла домой, одетая в форменное платье официантки с полосатым фартуком и в пальто, которое несколько месяцев назад забыла в кафе одна из посетительниц. Проспала она до полудня – глубоко и без сновидений. Хульда смутно припоминала, что с утра пораньше к ней заходила госпожа Вундерлих, квартирная хозяйка, но после ее ухода девушка снова закрыла глаза и уснула.
Теперь Хульда в одной рубашке стояла перед умывальником и тщательно смывала с тела остатки речной воды. Закончив, внимательно осмотрела свое отражение в зеркале. К счастью, следы событий последних дней не бросались в глаза. Шишка на голове была скрыта под волосами, рана затянулась корочкой и уже начинала шелушиться. Отек на губе, которую Педро разбил перстнем с печаткой, несколько спал. Можно возвращаться к работе.
Хульду ждала пациентка, беременная женщина по имени Хедвига Херрман, чей ребенок должен был родиться через три недели. Она с мужем были счастливчиками, жившими в красивом большом доме на Моцштрассе. Густав Херрман владел процветающим молочным магазинчиком, который находился на первом этаже этого дома, а сами супруги с двумя своими маленькими дочерьми занимали задние комнаты. В роскоши они не купались, но жилище их было чистым и опрятным.
Хульда на цыпочках прокралась мимо комнаты госпожи Вундерлих. Сегодня ей пришлось надеть зимние сапоги, в которых было слишком жарко. Возможно, вещи Хульды до сих пор лежат на берегу Ландвер-канала, но после вчерашнего она боялась туда возвращаться: слишком опасно. Нужно попросить, чтобы кто-нибудь отправился с ней. Первым делом Хульда подумала о Феликсе, но потом почувствовала угрызения совести и покачала головой. Вчера он достаточно для нее сделал. Когда она наконец научится обходиться без Феликса? В конце концов, разве не ее стремление к свободе и независимости привело к их разрыву? «Нет, – со стыдом подумала она. – Хватит лгать хотя бы самой себе». На самом деле Хульда просто боялась – безумно, до потери сознания, до трясучки боялась, что однажды разочарует Феликса и он ее разлюбит. Как она могла дать обещание, которое навсегда изменит его жизнь – и ее тоже? Феликс был хорошим человеком – слишком хорошим, бесхитростным, прямым. А Хульда – нет. Она была неправильной, привыкшей идти по жизни окольными путями. Ее снова и снова охватывала эта ужасная печаль, которая, как она знала, в конце концов утянула бы за собой и Феликса. Нет, так будет лучше.
Спустившись во двор, Хульда застыла как вкопанная. В углу, там, где девушка обычно оставляла свой велосипед, в лучах полуденного солнца лежало что-то коричневое. Ее саквояж с инструментами! А рядом аккуратно стояли начищенные до блеска стоптанные туфли.
Хульда бросилась к саквояжу. Ручка привычно легла в ладонь, и в груди поднялось чувство безмерного облегчения – Хульда как будто снова стала целой. Открыв саквояж, она обнаружила, что все на своих местах. «Значит, напали на меня не потому, что хотели забрать дорогие инструменты», – подумала она, ощутив беспокойство. Сверху лежала небольшая записка, написанная хорошо знакомым почерком. «Саквояж стоял на траве рядом с туфлями. Велосипеда нигде не было. Твой Ф.».
Хульда почувствовала, как повлажнели глаза. В этом весь Феликс! Он просто находится рядом, не устраивая лишнего шума и суеты – возвращает ей сумку, поддерживает, когда она не знает, что делать…
О, если бы все было иначе, если бы только Хульда могла отыскать в себе мягкость, которая, как она знала, когда-то была! Но это невозможно. Что случилось, то случилось.
Расправив плечи, она засунула туфли в саквояж и отправилась в путь пешком. К счастью, Херрманы жили недалеко. Заглянув в витрины закрытых магазинов, Хульда увидела, что цены на хлеб и масло снова выросли. Двенадцать марок за буханку хлеба – она с трудом может себе это позволить. Что же будет дальше?
Хульда с горечью подумала, что скоро все будут расплачиваться банкнотами с бесчисленным количеством нулей, потому что деньги ничего не будут стоить. Но потом она посмеялась над своей выдумкой. Вряд ли все зайдет так далеко. Тем не менее события развивались тревожно, особенно для бедняков, которые и так едва сводили концы с концами.
Остановившись перед молочным магазинчиком, Хульда взглянула на свое отражение в витрине. Она не переставала дивиться тому, что вчерашнее нападение не оставило на ней почти никаких