нужен новый главврач. Прими дела и делай дальше что хочешь, — опять этот вкрадчивый голос, ты вообще берега не видишь?

— Старый, ты меня слышишь? Мне похеру на эту должность! В жизни есть вещи и поважнее карьеры. Можешь свой пост хоть Машке отдать, хоть Петровичу, мне насрать.

— Идиот! Я ради тебя стараю...

— Все, давай.

Я бросил трубку. Разговор не приведет ни к чему хорошему, только поругаемся еще сильнее. А я так устал, что нет ни желания, ни возможности вести такие беседы. Надо поспать, иначе я вырублюсь в канализации и утону в сточных водах. Вот уж смерть достойная экзорциста.

Запас наличности таял на глазах, успел десять раз пожалеть о том, что сунул продавщице больше, чем стоил телефон, и порадовался, что ограбил грабителей. В наличии оставалось пятьдесят тысяч, не густо, но на месяц поисков хватит.

Доехал домой. Таксист высадил меня у порога унылого, одинокого, никому не нужного дома. Дома, за который мы еще были должны. Или уже я был должен? Внутрь идти не было никакого желания. Простоял пару минут, пялясь на дверь. Из дома слева вывалился в говнину пьяный Лев Игоревич.

— Здарова, сосед! Как житуха?

Твою мать, мне вот не хватало разговоров с пьянью...

— Нормально, — я шагнул к входной двери, желая закончить не начавшуюся беседу.

— А у меня херово. Как же я теперь без моей Машеньки? Я же теперь совсем один! А-а-а! — дед Лева размазывал сопли по лицу, истошно завывая. Он вызывал одновременно и жалость, и злость! Сука, как будто мне своих проблем мало!

— Соболезную, — сказал я сухо и захлопнул за собой дверь.

Это какой-то нескончаемый кошмар. Зайдя на кухню, вспомнил о записках Веры. Да, с такими мыслями я точно не усну. Открыв настенный шкафчик, взял баночку со снотворным. Выпил двойную дозу. Пока меня не вырубило, закинул шмотки в стирку. О, глаза начинают слипаться. Прощай, прощай проклятый мир.

Как только я коснулся подушки, сознание резко отрубилось. Я жаждал видеть черный экран, который принесет забвение, а увидел все наши ссоры с Верой. Увидел, что это я ее подвел к такому решению. Самое страшное, что мне показали, как она продает душу.

Да, это просто моя фантазия, до жути реалистичная фантазия! Эти сюжеты, зациклившись, проигрывались у меня в голове, пока солнечный луч, продравшийся сквозь веки, не выдернул меня из этого ада. Вскочил с кровати в надежде найти дома Веру. Никого. А в голове пульсирует нарастающая ненависть к себе и миру.

Принял душ, посмотрел в пустой холодильник, а после на свою заросшую морду. Да, борода мне идет как свинье платье. Но бриться не стал, нет времени на эту чушь. Вызвал такси и поехал в центр.

Там был перекресток между Адмиралтейской и Протомирской улицей. На самом перекрестке стоял пятиэтажный дом, из него открывался неплохой вид на четыре люка. Три из которых были в подворотне, один же посреди Адмиралтейской.

План был странный, а точнее, это не план, а действие от безысходности. Обзор на четыре люка дает мне в четыре раза больше шансов заметить апостола, чем покатушки на такси по всему городу. Задача упрощается до «просто ждать». Чего ждать? Да хер его знает. Надеюсь, что пойму.

Постоял у подъезда, на улицу вышла молодая мама с коляской, как ножом по сердцу. Пропустил ее, а сам зашел внутрь. Очень удобные дома, ни пандусов, ни лифтов. Херачь пешком. Да эта мамаша просто герой, коляску так таскать.

Вбежал на пятый этаж. Наткнулся на прекрасную картину, выход на крышу закрыт на замок. Золотой стандарт! Извлек из инвентаря копье и трижды ударил в железяку. Клац! Замок безвольно повис, выпустив из своей пасти цепь.

А на крыше красота! Голуби все засрали, лужи опять-таки. Под стать моему настроению, да и жизненным обстоятельствам тоже. Весь инвентарь у меня был забит тушенкой и водой. Также из него извлек плащ-палатку и постелил на черную крышу.

Оказывается, если долгое время смотреть на людей сверху, они начинают казаться муравьями, бегущими по своим бесполезным делам. Вместо того чтобы жить, они всю жизнь несутся за несбыточным. Наверное, именно так нас и видит Бог, маленькими и глупыми.

Хотя порой встречались парочки, которые понимали, что любовь куда важнее окружающей суеты. Одна из таких забрела на крышу, чтобы помиловаться. Увидев мою физиономию, девчонка дернула парня за рукав, и они ушли. Правда, недалеко ушли, было слышно, как они трахаются на лестничной клетке.

Прошел день. Из интересного я увидел только наркоманов, ищущих закладку, гопников, избивших какого-то ботана, и парочку, желавшую потрахаться на крыше.

Порадовало, как наши доблестные паладины делают свою работу. Они заметили, как три упыря лупят одного. Постояли в стороне, подождали, пока драка закончится. А потом забрали ботаника в отделение, не тронув гопников. Просто восторг. Напомните, почему они получают больше экзорцистов? Вот и я не знаю.

Прошло еще три дня. Я порядком сгорел, от желания уснуть снова слипались глаза. Разумеется, ночами я не спал, пропустить апостола было бы непростительно. Ночью начался ливень. Романтика. Сидишь мокрый, околевший и жрешь консервы, состоящие наполовину из жира.

Телефон разрядился, да и зачем он мне? Рассказать Мишке, что я жив? Все равно поиски Веры уже прекратили, а слушать уговоры смириться и ждать я не собираюсь.

Через две недели я начал забывать, зачем я сижу на крыше и что хочу увидеть. Просто смотрел вниз, ел консервы, пустыми банками швырялся в голубей. Вы обращали внимание на них? Если к спине приклеить ключик, они будут выглядеть как игрушечные. Рваные движения, мертвый взгляд и совершенно механическое курлыканье.

На четвертой неделе не происходило ничего интересного ровно до ночи четверга. Темноту едва развеивали фонари. Адмиралтейскую улицу пересекла с трудом различимая фигура. Человек озирался по сторонам, явно боясь быть замеченным. Времени было примерно четыре часа утра, кто на тебя пялиться-то будет? Все спят, чудила.

Нерешительно тень подошла к углу моего дома и заглянула в подворотню. Там пусто, сверху я отчетливо ее видел от и до. Фигура отдернула голову обратно и, прижавшись к стене, что-то пробубнила себе под нос.

Минут десять человек боролся с собой, но, собравшись с духом, все же нырнул в подворотню. Подойдя к канализационному люку, он остановился. Айкнул от боли, судя по всему, порезал себе руку, а после из темноты вышел еще один человек. Он не стал шептаться, а, не скрываясь, спросил:

— Чего ты хочешь? — голос прокатился