понедельник рано утром. Тамара Викторовна только пришла, а мы с Ромой завтракали.

— Здравствуйте, дети, — первым на кухню вошёл Олег Леонидович. Он был каким-то уставшим и бледным.

— Привет, батя, — Рома вернул бутерброд на тарелку, отряхнул руки и поднялся из-за стола, чтобы пожать отцу руку и хлопнуть его рукой по плечу. — Что-то не особо счастливым выглядишь. Ведьма все соки выжрала?

— Ром, — Олег Леонидович поморщился. — Сегодня у вас сколько уроков?

— Пять, — ответила, поскольку мужчина смотрел на меня.

— После школы в ресторан не хотите сходить?

— Зачем? — немного зло поинтересовался Рома.

— Я соскучился, сын, — пожав плечами.

— Да? — я вскочила и за спиной Ромы оказалась, сжав его руку. Парень осёкся.

— Мы только рады, — искренне улыбнулась. — Мы тоже соскучились, — подошла к мужчине и обняла, смущаясь.

Олег Леонидович выдохнул странно и сжал меня так, что я тихонько хрюкнула. Поцеловал в лоб. От этого прикосновения у меня на глазах навернулись слёзы. Это был отеческий поцелуй. Не нежный поцелуй матери. Не ласковое прикосновение любимого парня. А прикосновение, которое будто говорило, что он готов защищать меня от всего мира. Как отец защищает свою дочь.

Олег Леонидович разжал объятия, сам отступил, но я, тронутая его прикосновением, впервые почувствовав, что значит отцовская забота, привстала на носочки и робко поцеловала его в колючий подбородок.

Глаза мужчины странно блеснули. Он волосы взъерошил, отвернулся. И чрезмерно бодрым голосом сказал:

— Про подарки забыл. Минуточку.

Ушёл в коридор, а я к Роме обернулась. И тихо, чтобы из коридора слышно не было, попросила:

— Ромочка, родной, не хами отцу. Он старается очень воссоединить семью. Он любит тебя.

— Знаю, малыш, — облегчённо выдохнула, внутренне боясь, что любимый парень начнёт злиться. — Дело не в отце.

— В моей матери, — понимающе кивнула. — Она даже не пришла, чтобы поздороваться, — горько усмехнулась я.

— Они вернулись. Я хочу потребовать тест на отцовство у бати.

— Мне страшно, Ром, — я впилась пальчиками в его толстовку. — А что если мать не солгала?

— Вот и узнаем?

— И… И ты сможешь отказаться… От нас? — голос сорвался.

Парень не успел ответить, на кухню вернулся Олег Леонидович.

— Полина, заметил, что ты рисовать любишь. Масляные краски. Французские.

Он протянул мне, а я тихонько и восторженно запищала, бросившись к нему и повиснув у него на шее.

— Олег Леонидович! Это… Это… У меня слов нет! — я была в таком восторге, что хотелось петь. — Я всегда мечтала о таких красках… Но денег даже на один тюбик не хватало.

— Пиши, Полина, картины. Потом галерею откроешь, — мужчина щёлкнул меня пальцами по носу.

— Спасибо огромное! Я… Даже слов подобрать не могу, как благодарна!

Я прижала к груди коробочку с красками, уже представляя, как буду рисовать. Рому.

— А это тебе, сын, — Олег Леонидович протянул парню небольшую квадратную коробку.

— Спасибо, па, — Рома принял из рук отца подарок. Открыл. Выдохнул с восторгом и достал часы. — Летняя коллекция, — вскинул на отца глаза. Олег Леонидович кивнул. — Спасибо, батя.

Рома надел часы, застегнул на запястье, тряхнул рукой, убеждаясь, что они хорошо сели.

— Вас в школу подбросить? Пятнадцать минут до начала занятий осталось, — мужчина бросил взгляд на электронные часы на плите.

— Ой, — у меня вытянулось лицо, я даже не заметила, как пролетело время. — Да, пожалуйста.

Олег Леонидович подвёз нас. Мы с Ромой зашли в класс со звонком на урок. Я села на третью парту за Олей, и она тут же обернулась ко мне, злорадно улыбаясь.

— Как тебе мой подарочек? Понравился?

— В твоём духе, Оленька, — я ласково улыбнулась. — Подлость и трусость тебе к лицу.

— Тварь, — девушку затрясло от ярости. Староста отвернулась так резко, что её волосы хлестнули меня по кончику носа.

Я фыркнула недовольно, кинула взгляд на соседнюю парту и увидела недовольный взгляд Ромы.

— Всё нормально, — шепнула одними губами и улыбнулась.

Но я ошиблась. Стоило мне на перемене зайти в туалет, как тут же за спиной нарисовалась Оля.

— Слушай, а ты действительно наивно веришь в то, что Рома тебя любит?

Я выдохнула тяжело, выключая воду и оборачиваясь к девушке, считающей меня соперницей.

— Не имеет никакого значения, Оля, что я думаю и что я считаю. Чего ты добиваешься? Чего хочешь?

— Хочу, чтобы ты обратно в свою дыру свалила! — рыкнула Оля, приближаясь ко мне.

— Не выйдет, уж прости. Наши родители женились. Мы будем в любом случае жить под одной крышей.

— Его мамаша конченая была против меня. Она сдохла, теперь ты появилась.

До меня не сразу дошёл смысл её слов. Просто мне было сложно поверить в то, что кто-то может так отзываться о маме Ромы.

— До чего же ты мерзкая, завистливая и озлобленная, Оля, — задыхаясь от ярости, выплюнула ей в лицо. — Ты… Если ты любила его хоть чуть, то должна знать, как много для него значила его мама.

— Мерзкая тварь, которая была против меня. Как же хорошо, что она сдохла.

Я не осознала того, что моя рука взмыла в воздух и со всей силы опустилась на щёку Оли. Голова девушки мотнулась, нижняя губа треснула и на ней выступила кровь. Во мне бурлила ярость.

— Закрой свой грязный рот, — голос был высоким и звенящим от напряжения.

— Ты что… Ты меня ударила? — Оля прижала руку к щеке, смотря на меня с ужасом и неверием.

— Да. И ударю ещё раз, если ты хоть одно мерзкое слово скажешь в сторону мамы Ромы. Я не представляю, как можно быть такой… подлой. Отвратительной.

Оля взвизгнула, рванула вперёд и пальцами вцепилась в мои волосы. С такой силой, что мне померещилось будто по черепушке провели ножом. Зажмурилась от боли и попыталась вывернуться.

— Я тебя личико подпорчу, — она смеялась. Истерично. И настолько этот смех был невменяемым и страшным, что по коже холод прошёл. — Он больше никогда в твою сторону не посмотрит. Забудет о тебе, как его папаша о матери.

— Оля! Ты совсем больная! — дверь в туалет открылась и в помещении ввалились бывшие подруги девушки. — Отпусти Чижову!

Староста только