— Нет, разве что в одной каюте с отцом.

— А могли бы?

— Нет. — Он покраснел. — Но у меня есть снотворное, очень сильное.

Я ничего не сказал, и он продолжал:

— Я знаю, будет нелегко. Но выдержу, раз решился.

— Дерек… — Я сокрушенно покачал головой, — и все-таки вы не до конца понимаете. Оправлялись вы когда-нибудь вместе с другими?

— Господи, нет, — вырвалось у него. Я так и думал.

— Видел вас кто-нибудь голым?

— Нет. — Он покраснел при одной мысли об этом.

— И вы все равно хотите стать гардемарином?

— Да, сэр, — не колеблясь, ответил Дерек.

— Снимайте брюки.

— Что? — Удивление сменилось настороженностью, которая перешла в страх.

Он попал в трудное положение. Но он должен доказать мне, что сможет служить, или отказаться от своего намерения. Уставившись в перегородку, он медленно расстегнул ремень и снял брюки. Не зная, что с ними делать, неловко нагнулся, положил прямо на пол и так и стоял в одних трусах.

Я молчал, через некоторое время он сделал над собой усилие, и кулаки его разжались. Он огляделся, видимо, вспомнив, что находится на капитанском мостике, и покраснел, но не двинулся с места.

— Дерек, вы по-прежнему уверены в том, что сможете?

— Да, — прохрипел он, — я смогу выдержать все, черт возьми!

Я не рассердился, но надо было усилить давление. Лучше, если он сорвется сейчас, чем после присяги.

— Извинитесь!

Он боролся с самим собой, взгляд был пустым. Но через несколько секунд сказал изменившимся тоном:

— Командир Сифорт, сэр, простите меня, пожалуйста, за грубость.

— Просите униженно! — Это были цветочки по сравнению с издевательствами в кубрике.

— Сэр! Я сожалею, что разговаривал с вами таким тоном. Это просто по глупости. Сожалею, что потерял над собой контроль. Я не хотел проявлять к вам неуважения и никогда так больше не поступлю!

Я взглянул на Дерека. В глазах у него стояли слезы. Я сбавил тон:

— Говорят, вы занимались строевыми упражнениями.

— Да, сэр. С Ваксом Хольцером.

— Мистером Хольцером.

— Простите, сэр. С мистером Хольцером, чтобы подготовиться.

— Это было частью вашего плана?

— Да, сэр. Я начал с письма к вам.

Я вздохнул. Может, ему и удастся выжить. Но едва ли. С другой стороны, он был образован и целеустремлен. И мне нужен был гардемарин.

— Это происходит так, Дерек. Вы принимаете присягу и вербуетесь на службу на пять лет. Вы уже не сможете переменить решение. Единственный выход — позорное увольнение после того, как некоторое время вы отсидите на гауптвахте. Знаете, что такое позорное увольнение?

— Не совсем, сэр.

— Вы навсегда потеряете право голоса, не сможете занимать выборные должности, а также работать в правительственных учреждениях. Будете лишены заработанных вами денег и всех полагающихся военным льгот. Это полное бесчестье.

— Понимаю, сэр.

— Вы поступите на службу в качестве кадета. Это не офицерская должность. Формально вы можете оставаться кадетом в течение пяти лет, пока ваш командир не решит сделать вас гардемарином. Все зависит только от него. Вы обязаны подчиняться и исполнять ваши обязанности на службе в военном флоте независимо от вашего положения.

— Да, сэр. — Он пристально смотрел на меня, ожидая разрешения поступить на службу.

— Дерек, хочу вас еще раз предупредить. Вы считаете, что я издевался над вами?

— В какой-то степени да, сэр.

— Фактически нет. Вы очень чувствительны. На самом деле все будет гораздо хуже. Вам следует подумать.

Он удивил меня.

— Я подумал, сэр, пока стоял тут в таком виде.

— И что же?

— Я хочу поступить на службу в Военно-Космические Силы, сэр.

— Подождите в коридоре, я вас позову. Одеваться не надо.

— Что? — На лице его появилось выражение ярости и отчаяния. — Вы! Я верил вам! — Он поднял брюки.

Я промолчал.

Дерек отряхнул брюки и, побледнев от гнела, стал было их надевать, но, подняв ногу, застыл.

Он долго смотрел на брюки, затем, держа их двумя пальцами, с презрением приподнял, вытянул руку и разжал пальцы. Брюки упали на палубу. Он шагнул к люку и вышел в коридор. Я захлопнул люк.

Пусть постоит там полчаса, этого достаточно. Вернулся он бледный, но не сказал ни слова. Я подал ему брюки, и он с благодарностью надел их.

— Дерек, настоящим испытанием будет для вас мистер Хольцер. Начинайте. Я произведу вас в гардемарины, когда решу, что вы достаточно квалифицированны.

— Понимаю. — Бледность постепенно сходила с его лица.

Я вызвал Вакса и главного инженера в качестве свидетелей. Там же, на мостике, Дерек принял присягу и я занес этот факт в журнал.

— Теперь он твой, Вакс. Покажи ему, где раки зимуют.

Вакс хищно улыбнулся и облизнул губы. Потом повернулся к Дереку:

— Кадет, сейчас мы пойдем в кубрик. Я покажу вам вашу койку. Кадетом быть не сложно. Вы должны обращаться ко всем движущимся объектам «сэр» или «мэм», в том числе и к детям. И вы будете делать все, что прикажет вам любой офицер, без исключения.

— Да, сэр, — кротко ответил Дерек.

— Не да, а есть, сэр, и два штрафных очка. Десять штрафных очков означают бочку.

— Есть, сэр!

— А сейчас надо было отвечать «да, сэр». Я ведь не давал вам приказа. Просто указал на факт. Еще два штрафных очка. — Каждый штрафной балл отрабатывался двумя часами тяжелых упражнений.

— Гм, да, сэр. — Кажется, Дерек начинал понимать.

Я прошел за ними по коридору до кубрика. Мне было жаль мистера Кэрра.

Вакс положил руку на плечо Дерека, подталкивая его к люку.

— Дерек, расскажи нам о своей интимной жизни, — промурлыкал он.

Люк за ними захлопнулся.

Я вернулся на мостик. Теперь у меня было четыре гардемарина. Ну, пусть три и один кадет. Разница невелика.

— Отец Наш Небесный, сегодня на корабле Флота Объединенных Наций «Гиберния» 14 мая 2195 года. Благослови нас, наше путешествие и пошли здоровье и благополучие всем на борту.

— Аминь. — Мы сели.

Я ел суп, подсчитывая про себя собственные благодеяния. Экипаж успокоился и вернулся к нормальной работе. Мы вошли в синтез и на гребне N-волны неслись к Надежде. Время от времени, в тихие вечера, мы с главным инженером исследовали артефакт. Алекс проходил курс навигации под строгим надзором пилота Хейнца. Я с нетерпением ждал дня, когда он станет наконец лейтенантом.