Робин подумал еще немного, потом пожал плечами.

– Ладно! – воскликнул он, извлекая щенка из-под рубашки. – Если захотите, можете забрать его с собой. Шамроку наверняка понравится в Эдинбурге. Он заведет себе там друзей!

– Может, так и будет, – сказала я и погладила мальчика по голове. – Только пока он еще очень маленький и ему нужна его мама, как и тебе – твоя.

Я завидовала наивности и беззаботности Робина. Таким малышам, как он, вполне позволительно забывать ужасные испытания, которые довелось пережить его семье после резни в долине. Но даже если он и не позабыл эту трагедию, она по меньшей мере не разрушила его душу, в отличие от его брата Калума.

– В Ирландии красиво?

– Я мало ездила по своей родной стране, Робин, – ответила я задумчиво. – Мы жили в большом городе, и у нас не было ни холмов, ни поросших вереском долин, чтобы резвиться и бегать. Нам с братьями приходилось играть на грязных и вонючих улицах. Но даже там мы находили, чем себя занять. Я говорю «мы», имея в виду себя и моего брата Патрика. Чего только мы ни творили вместе!

– А что вы творили? – неожиданно заинтересовался моим рассказом Робин.

– Например, однажды мы влезли в голубятню городского прокурора. Мы с Патриком хотели принести домой с полдесятка голубей – чтобы отдохнуть немного от бульона из бараньих костей, который давал нам как милостыню хозяин дома, где отец снимал жилье. На улице в тот день было жарко, в голубятне ужасно воняло. Мы открыли несколько ставней, чтобы проветрить, пока будем ловить голубей. И мы не заметили, как в одно из окошек влезла кошка. Не прошло и пары минут, как мы поняли, что у нас в голубятне появился достойный соперник, – кошка куда ловчее нас карабкалась по балкам и насестам. Шум поднялся ужасный, всюду летали перья, птицы обезумели от страха. Скоро весь этот гвалт услышала прокурорская кухарка. Она-то и застала нас с братом, когда мы ловили свою третью жертву.

Я выдержала паузу. Мне вспомнилось красное от злости лицо толстой кухарки, и я прыснула.

– Наказали нас так, что запомнилось на всю жизнь, – продолжала я, смеясь. – Кошка, конечно, успела сбежать раньше, чем кухарка ее приметила, поэтому все решили, что это побоище устроили мы с Патриком. Всего они насчитали одиннадцать мертвых голубей. Отец отстегал нас своим кожаным ремнем. Меня – одиннадцать раз, по числу убиенных птиц, а Патрика – вдвое больше, потому что он старший.

– Наверное, больно было! – ужаснулся Робин и сморщил нос. – И вы потом несколько дней не могли сесть?

– Патрик не мог сесть два дня, потому что отец стегал его по голой попе. Мне повезло больше: отец решил, что у меня могут остаться шрамы, поэтому позволил не снимать юбку.

– И на обед у вас в тот день все-таки были голуби?

– Нет конечно! Нам и обеда-то не досталось! Думаю, тех голубей съел прокурор, – сказала я, зарываясь носом в теплую шерстку Шамрока, мирно спавшего у меня на руках.

От щенка приятно пахло сеном. Я положила малыша к матери, и та сразу же принялась его облизывать.

– Мне тоже случалось шалить по-серьезному, – с виноватым видом признался Робин. – Могу вам рассказать, если хотите.

– Все мальчики иногда шалят, – заметила я и подмигнула ему. – Что ж, расскажи мне свой секрет!

– Ладно, – согласился мальчик и сразу весь сгорбился. – Но вы никому не расскажете, обещаете?

Я прислонилась спиной к стене из грубо обструганных досок.

– Обещаю! Ну, рассказывай!

– Это очень плохой поступок, – заявил Робин, делая ударение на слове «очень». – Думаю, мама меня разлюбит, когда узнает!

Мальчик присел и уперся подбородком в колени.

– Я потерял папин скин доу. Мама им очень дорожит и никому не разрешает его трогать. Я решил ненадолго его взять – чтобы вырезать сердце на куске коры и подарить ей на праздник Hogmanay[53]. Я спрятался в моем секретном месте. Кусок дерева попался твердый, и мне пришлось постараться, чтобы вырезать на нем сердце. И вдруг острие соскользнуло, нож выпал у меня из рук и прямиком угодил в реку! Когда ярко светит солнце, его даже видно на дне. Но в этом месте глубоко, а я не умею плавать. Если я утону, мама очень рассердится на меня, к тому же она узнает, кто взял папин нож. Попросить же кого-нибудь помочь мне достать нож из реки я тоже боюсь, ведь в этом случае маме станет известна вся правда.

Последние слова он произнес шепотом, со слезами на глазах.

– Можешь показать место, где ты уронил ножик?

Он кивнул.

– Он до сих пор там?

– Да, я видел его на прошлой неделе! Я попробовал его вытащить веткой, но у меня ничего не получилось!

– Может, у меня получится, – мягко произнесла я.

Глазенки мальчика расширились, и он посмотрел на меня с надеждой. Еще мгновение – и его круглую мордашку осветила улыбка.

– Вы достанете его для меня? – спросил он, словно не мог поверить своим ушам.

– Попробую. Покажи мне это место, и я посмотрю, что можно сделать.

Мальчик вскочил на ноги и потянул меня за юбку. Судя по всему, это уже вошло у него в привычку. Мы оставили щенков под присмотром их заботливой матери и вышли из конюшни.

«Секретное место» Робина, скрытое от посторонних глаз, а потому очень удобное для игр, оказалось за большим камнем. Здесь же мальчик прятался, когда хотел увильнуть от работы.

– Тут! – воскликнул Робин и указал мне на место у берега, где уронил ножик.

Вода здесь была прозрачной, но среди камней было полно водорослей, и дно совсем не просматривалось. Я легла на землю и, сунув руку в воду, попыталась раздвинуть водоросли и увидеть ножик, но у меня ничего не вышло.

– Ты уверен, что это то самое место?

– Конечно! Я сидел вон на том большом камне. Ножик выпал у меня, – мальчик рукой показал, как именно падал нож, – и упал вон туда.

Я внимательно рассмотрела место, где, по предположениям мальчика, до сих пор лежал скин доу. Закатав рукав рубашки по плечо, я снова опустила руку в ледяную воду и попробовала дотянуться пальцами до дна.

– Думаю, мне придется поднять юбку и зайти в воду ногами, – пробормотала я. – Слишком глубоко, рукой до дна не достать.

Войдя в речку по колено, я поежилась от холода. Робин с надеждой смотрел на меня. Было приятно ступать по отполированным за многие годы камешкам. Я медленно двинулась вперед, вслепую обшаривая ногой речное дно. Мышцы уже начало сводить судорогой, когда что-то укололо меня в большой палец. Между камнями и колышущимися в ритме течения стеблями водорослей я приметила металлический блеск. Я наклонилась, сунула руку в воду и схватила драгоценный скин доу.

– Вот он! – победно воскликнула я и протянула мальчику пропажу. – Какой острый!