Она стояла, прислонившись бедром к столу, а вокруг нее лежали блестящие осколки.

— Вам помочь?

— Уйдите! — порывисто ответила она, но тут же дернулась и вздохнула. — Простите, ваше сиятельство, но нога болит слишком сильно.

Его шаги поглотил ковер, к стене устремилась длинная, искаженная мебелью тень.

— Обопритесь, — он протянул девушке руку, на которой сверкнул простой родовой перстень с аметистом.

— Уйдите! — бледное лицо исказила гримаса боли, и рука вцепилась в пошатнувшийся стол.

— Вы упрямитесь, как ребенок!

Сказал и осекся, вспомнив, сколько лет этой странной девушке. Однако она послушалась и неуверенно взялась за его локоть. До оттоманки у книжного шкафа пришлось пересечь всю комнату, и в конце Ниира почти упала на мебель, вцепившись в мягкий валик. Баронета вздохнула, прикрыв глаза, и луч света с улицы подчеркнул черты лица. Доран замер, вглядываясь в них: то ли свет сыграл дурную шутку, то ли его собственные надежды на перерождение супруги, но Ниира была так похожа на Лааре, что дыхание перехватило. Светлые волосы в строгой прическе, овал лица, разворот плеч, сложенные на коленях руки с тонкими пальчиками…

— Ваше сиятельство? — голос, чужой и незнакомый, разбил видение, равно как и удивленно распахнувшиеся не карие глаза.

— Задумался, — качнул он головой. — Вам поискать подставку для ноги?

— Не стоит. Мне нужно лишь отдохнуть несколько минут.

Она улыбнулась ему, прикрыв глаза, и полумрак вновь сыграл дурную шутку: Доран опять увидел покойную супругу. И снова взгляд глаз, чужих и непривычных.

— Вы в порядке? Как ваши раны, ваше сиятельство?

— Со мной всё хорошо, я лишь устал на службе, — качнул головой Доран, отступая на два шага. — Спасибо, что помогли тогда. Я ваш должник.

— Разве в Ги-Ра не сказано, что нужно помогать попавшим в беду? — кротко заметила девушка, расправляя ладонью юбку.

— Странно, что вы ищете себе мужа, а не монастырь, — добро улыбнулся он, уже неосознанно наслаждаясь сидевшей перед ним девушкой.

Она была для него странной, непонятной, ведь напоминала о Лааре и вместе с тем была Ниирой, баронетой Шайра, о чём забывать не следовало.

— Всё исправимо, ведь вскоре я, возможно, поеду на север, в монастырь. Говорят, источники там поистине творят чудеса с больными.

И что-то третье, знакомое Дорану, мелькнуло в ее лице и тут же исчезло, как будто спряталось за маску, подразнив разгадкой…

— Я тоже слышал о них. Вам действительно стоит съездить туда. Не смею больше прерывать ваше уединение, — он легко поклонился и пошел к двери.

— Что вы, всегда рада вас видеть, — донеслось ему вслед.

Не успел герцог уйти далеко, как снова раздавшийся звук разбитого стекла заставил его вернуться в комнату. Баронета сидела, поджав губы, и возле нее лежала еще одна стопка осколков — бокал, который она пыталась взять со стола.

— Кажется, без помощи вам не обойтись.

На столе оставался последний бокал, и он налил в него воды из графина, подал баронете. Та его как-то странно обхватила ладонями, крепко стиснув, и поднесла ко рту.

— Благодарю вас, — сказала, вернув бокал Дорану.

Сидевшая на оттоманке девушка всё больше и больше напоминала ему Лааре. Пока она не поднимала глаз, пока его не ранила осколком стекла их зелень, он видел свою супругу, и странная боль отзывалась в сердце. Он сделал шаг к ней, и под каблуком хрустнуло стекло, отрезвляя. Доран отступил и убрал руки за спину, как будто боялся не сдержаться, прикоснуться к видению, столь желанному, сколь и страшному.

— Доран, не заставляйте меня думать, что и вы подались в грешники на закате лет, — испуганно вскинулись зеленые глаза и обожгли кого-то за спиной герцога, а сам он поморщился, узнав голос кардинала.

— Девушке стало плохо, и я всего лишь проводил ее сюда, — приврал он, надеясь, что кардинал не заметит осколков.

— А осколки — проявление ее горячей благодарности?

— Сэф, я чуть не опрокинула стол, падая, вот посуда и оказалась разбитой. Его сиятельство подоспел вовремя и помог мне. У меня закружилась голова.

Она говорила так обыденно, как будто каждый день оставалась наедине с чужим мужчиной в незнакомом доме. Сложенные на коленях руки выглядели расслабленными, а лицо — безмятежным и чуточку усталым, как и полагалось.

— Хорошо, что вас услышал я, а не какая-нибудь из присутствующих в доме дам. Тогда вам пришлось бы жениться. А тебе, дитя, я хочу напомнить, как опасно ходить одной.

Доран возвел глаза к потолку, а Ниира поблагодарила кардинала. Осенив их знаком благодати, старик ушел, оставив после себя аромат благовоний.

— Простите. Вам не стоило возвращаться, — сказала она.

— Не стоит извинений.

И ушел, даже не обернувшись.

Пока Афранья молилась в Догире, Ниира стояла чуть позади, разглядывая пол.

— Вы помогли мне, лао, очистить душу, — сказал приятный и знакомый голос.

Мимо прошли коричневые лаковые ботинки, следом в ее поле зрения попало облачение первосвященника.

— Приходите еще, и найдете покой в этой жизни, — отозвался первосвященник, но отчего-то возникло ощущение, что говорили за дверьми исповедальни они отнюдь не о спасении души. — Баронета, вы снова здесь?

И она приподняла голову, улыбнулась:

— Я пришла поговорить с вами, лао.

Мужчину, стоявшего рядом, она не удостоила взглядом, пошла следом за пригласившим ее первосвященником. Тесную исповедальню озаряла одна свеча, и она встала возле нее, принявшись водить рукой над пламенем, как будто желала согреть кончики пальцев.

— Ты желаешь услышать меня или рассказать о чём-то?

— Рассказать, лао, — вытолкнула Ниира слова. — Жизнь обрекла меня на тяжелое испытание, поставила перед выбором: или повиновение родителям, или личное счастье. Я сделала выбор в пользу первого, но теперь мне так плохо! Так… больно!

Обернулась, с искренним ужасом заглядывая в глаза первосвященнику. Она искала у него поддержки, молила о помощи, и всё одним только взглядом.

— Пока ты не расскажешь всю свою историю, я бессилен, — тихо произнес он, легко касаясь ее щеки и приподнимая голову за подбородок.

Пламя дрогнуло с треском, и снова разгорелось ровно-ровно. У Нииры сбилось дыхание, а первосвященник заглядывал в ее глаза, в самую душу, как будто искренне желал забрать ее тяготы себе.

— О… Понимаю, — высвободившись, девушка отступила, сгорбившись и мигом потеряв всю решительность. — Но мне так трудно говорить… Мой грех… Очень деликатного свойства, — закушенная чуть не до крови губа и робкий, короткий взгляд глаза в глаза. — Простите, лао, но мне трудно решиться на рассказ сейчас!