— А что за несчастный случай ты придумала, мой гений зла?

— Упал пьяный с лестницы, перепутал таблетки, да мало ли что может произойти. Ведь ты мне поможешь?.. — Ответа я не слышал, но по доносившимся звукам, догадался. — Все, иди. Встретимся через неделю, я сама тебя найду.

Мой полупьяный мозг начал бешено работать. Впервые мне было больно не только за себя, но и за Шушу. Даже больше за нее. Это, наверное, и разбудило мой мозг, заставило думать. Еще не все пропил. Что я делаю? Я понимал, Рита не должна узнать, что я это слышал. Нужно было найти силы — встать и уйти, но тело не слушалось. Еще немного полежал, собрался с силами, сел на диване.

Пришла Рита, заворковала, предложила поваляться еще немного, а то вчера вечер прошел в пустую. Я, оказывается, обещал бурный секс. Значит секса не было, меня это немного успокоило. Тихонько оттолкнул Риту, встал. Она нервно захихикала, сказала, что туалет в прихожей, кухня рядом, стакан живительной влаги на столе.

Но я ушел, тихо, не прощаясь.

С трудом нашел силы добраться до дома. Шуша встретила укоризненным взглядом, но молча. Забрался в ванну и долго смывал с себя все: алкоголь, грязь, усталость, злость. С прояснением сознания возвращался смысл жизни, в памяти всплывали последние слова мамы: «Ты мужчина. Ты должен быть сильным. Я всегда буду рядом, даже если меня нет. Лисенок, я буду наблюдать за тобой». С воспоминаниями о маме возвратилась боль. Возвратилось желание выпить и заглушить эту боль. Но теперь я отчетливо понимал, что делать это нельзя!.. Понимал и другое, я с этой ситуацией один не справлюсь…

Потом был трудный разговор с Шушей, мужской разговор с Афанасием Григорьевичем, который пришел ей на помощь. Ему то я и рассказал все, и то, чем жил последние месяцы, и то, что услышал у Риты. Он обещал помочь и помог: он увез меня сначала на дачу. Там целые две недели чистил мою печень и мой мозг, чтобы не осталось и следов от запоя. Потом в городскую квартиру, обложив меня учебниками и заставив готовиться к сессии. Мне не разрешалось ни с кем ни встречаться, ни даже общаться по телефону. Для всех — я болел… Тяжело болел…

Как он договорился и с кем о моем допуске на сессию, я не знаю. Но на сессию я вышел, минуя зачетную неделю, а саму сессию я закрывал с деканом. Анатолий Семенович (он был однокурсником моей мамы и считал себя обязанным мне помочь) был посвящен в мои проблемы. Не во все, конечное. Он присутствовал на всех моих экзаменах. Сессию я сдал успешно, хотя и с опозданием. Оставшиеся дни каникул провел с Григорьевичем на даче. Он гонял меня по нескольку километров на лыжах и до изнеможения на тренажерах.

Так что к началу следующего семестра пить уже не хотелось, а всю пустоту и злость я научился прятать в учебниках и спорте. Дальше учился с остервенением, поэтому и диплом красный, и ординатура, и аспирантура, и работа над кандидатской.

После каникул узнал, что Рита вышла замуж за Костика и они ждут пополнение. Костя любил ее с первого курса, а она не обращала на него никакого внимания и открыто смеялась над ним. Молодой муж носился с ней, как с расписной торбой. Я, конечное, сказал Косте о том, что это не его ребенок. Он ответил, что знает, это ошибка ее молодости и не повод к печали. Вот как-то так… Остальное ты уже знаешь.

Да, вот еще, первого ребенка Рита потеряла. Во всяком случае так она всем сказала. Как, не знаю, не спрашивал. А эти двое должны быть Костика».

Артур закончил свой рассказ, немного помолчал. Молчала и я, пытаясь переварить и проглотить все услышанное. Затем он резко, как освободившаяся от груза пружина, сел и увлек меня в свои объятия.

— Я люблю тебя, Машуня, — он смотрел в мои глаза, а я тонула в его. — Пойдем спать милая, уже поздно. Дети просыпаются рано. А мне вставать уже через пару часов и ехать встречать бедолагу-отца.

— Пойдем.

Во сколько уехал Артур, я не слышала. Разбудила меня Стеша. Малышка проснулась, испугалась, не сумев понять где она, и заплакала. Я вышла в гостиную, взяла ее на руки, попыталась успокоить. Опыт общения с детьми был большой, дома меня привлекали на роль няньки лет с десяти. На моих руках росли все мои племянники и племянницы, особенно летом, когда взрослые все заняты огородами, сенокосом, заготовками, поэтому со Стешей я быстро нашла общий язык.

Чтобы не разбудить Степу, мы ушли умывать наши носики в «беленькую комнатку». Я причесала Стефанию, заплела ее красивые, густые волосы в четыре косички и соорудила из них два фонарика, украсив ее и так милое личико двумя красивыми бантиками. Стеша щебетала, сидя на стуле, пока я умывалась.

Потом мы тихонечко, чтобы не мешать Степке сладко спать, ушли на кухню. Стешка была очаровательным ребенком, очень разговорчивой и сообразительной девочкой. Мы приготовили с ней завтрак: поставили в духовку запеканку. Стеше не терпелось попробовать «эту вкусняшу». Она сидела и смотрела в стекло духовки, наблюдая за ее приготовлением. Кусочек готовой запеканки я положила на тарелочку, полила ягодным соусом, налила в кружку клубничный кисель. Стешка терпеливо сидела и дула на свой кусочек запеканки.

Был уже восьмой час. Проснулся Степан. Пришлось умывать Степана, он хоть и был на год старше сестры, но самостоятельности в нем было меньше, чем у Стефании. Мы справились с умыванием милого мальчишки, с его одеждой, и втроем пошли завтракать.

Чтобы нас никто не отвлекал от завтрака (малыши реагировали на каждый шорох от входной двери, они с утра уже успели потерять дядю Артура и ждали его появления), я закрыла дверь на кухню. Я слышала, как приехал Артур, но дети кушали, и я не вышла в гостиную. Малыши скушали все и очень быстро.

Позавтракав, они побежали в гостиную и увидели папу. Как они были рады этой встрече. Малыши просто прилипли к Костику. Косте нельзя еще было поднимать ничего тяжелого, поэтому Артур решил все объяснить детям сам, не дожидаясь, когда это сделает папа Костя. Артур показал малышам шрам на спине у папы, оставшийся после операции, все объяснил детям, что можно папе, а что нельзя, и попросил их следить за папочкой, чтобы он ничего не нарушал. Дети пообещали дяде Артуру за всем внимательно следить. Костя выглядел довольно свежо, от болезненной бледности