— Жаль, что я сама не могу читать по-русски, — улыбнувшись и покачав головой, сказала Дрю. — Я изучала русский язык на курсах, но ничего хорошего из этого не вышло. — Она рассмеялась. — Я сначала хотела учить финский язык. Моя мама родилась в Финляндии, но выросла в Америке. Я чувствовала себя… ущербной из-за того, что не умею разговаривать по-фински. К сожалению, курсов финского языка в моем колледже не оказалось. Кому в Америке может пригодиться этот язык? Так вот, финскому у нас не обучали, поэтому я выбрала русский язык. Отец моей мамы — русский по национальности, но, к сожалению, я не сильна в изучении языков.

— У многих людей не хватает способностей.

Брови Дрю слегка приподнялись.

— Преподавательница сказала, что я безнадежна.

— Не могу представить себе преподавателя, который стал бы такое говорить.

— Вернее, она сказала в том смысле, что это безнадежная затея. Нет смысла продолжать посещать ее курс, из этого все равно ничего не получится.

— Скорее уж ваша преподавательница была безнадежна.

Дрю улыбнулась. В скромности ее самооценки был особый шарм.

Но вот она расправила плечи и снова превратилась в деловую женщину.

— В любом случае, скоро мы узнаем, насколько я удачлива в поисках архивных документов в сети.

— А если вы найдете данные о янтарных украшениях, какова вероятность… ошибки или совпадения?

Дрю пожала плечами.

— Янтарные украшения своеобразны, неповторимы. В бухгалтерских книгах точно указано, какие драгоценности и кому продавались. Вы удивитесь, когда узнаете, что первоначально янтарный набор, вполне возможно, состоял не из трех, а из гораздо большего числа украшений.

— Серьезно?

— Да. Я бы этому не удивилась. Полный набор украшений в прошлом состоял из браслета на каждом запястье, кольца и ожерелья, главная подвеска которого отстегивалась, становясь брошью. В зависимости от периода в набор могли входить застежки, пуговицы, эгрет[28]или заколки для волос. Иногда даже диадема.

Григорий попытался представить себе все это.

— И никто не считал, что подобный груз может свести его владелицу в могилу?

Дрю рассмеялась и рассказала Григорию о том, как янтарь с окаменевшими доисторическими ископаемыми стал модным в викторианскую эпоху. Богатые люди специально охотились за подобного рода редкостями.

— Ваш кулон, без сомнения, изготовлен в девятнадцатом веке. Тогда драгоценные камни начали впервые вставлять в открытые оправы, куда легче тех, что использовались ювелирами в предыдущих столетиях.

Эту информацию Дрю намеревалась внести в. сопроводительную брошюру, которая будет раздаваться на обеде, предшествующем аукциону. Но материала еще недостаточно. Не сможет ли Григорий помочь ей?

— Я пока ищу информацию об янтаре.

Григорий вспомнил о виниловой женской сумочке с письмами и черно-белыми фотографиями. Свидетельство о рождении с советской символикой и серийным номером. Время и место рождения вбиты пишущей машинкой с такой силой, что на обратной стороне листа образовались небольшие бугорки. Вместо имени — жирная черная линия. Адрес. Только помешанная на бюрократизме государственная система может создавать столь странные документы.

Григорий едва сдержал улыбку при мысли, что Дрю Брукс могла бы сделать, окажись в ее руках эти документы. Нет, он, конечно же, не покажет их ей. Не решится. Он даже не осмелился показать бумаги и фотографии Нине Ревской. Ну, не совсем так. Если бы эта женщина дала ему шанс…

— У вас много работы, — сказал Григорий.

— Я люблю мою работу. Каждый день я узнаю что-то новое.

Он почувствовал легкую зависть. Слишком уж рутинным стало его существование.

— Проводя исследования, я часто натыкаюсь на интересные, иногда забавные факты, которые, в сущности, не имеют непосредственного отношения к моей работе.

— Расскажите, пожалуйста.

Дрю немного помолчала.

— Однажды мы продавали с аукциона фарфор: разные красивые безделушки, чайные сервизы, вазы, статуэтки… Большая часть продаваемого поступила к нам от одной женщины, чья покойная мать коллекционировала маленькие фарфоровые статуэтки. Среди них были очень красивые: крошечные животные, лебеди, кролики и всякая такая прочая живность. Я и эксперт-оценщик осматривали эту коллекцию. Снизу каждой статуэтки были приклеены полоски клейкой ленты, на которых было написано одно из трех имен — Анна, Лиза и Клара. Почерк был неровным. Рука писавшей — думаю, это была владелица коллекции — сильно дрожала. У женщины, выставившей фарфоровые статуэтки на аукцион, было другое имя. Точно не уверена, но предполагаю, что Анна, Лиза и Клара — имена внучек покойной. Я потом долго думала над тем, что девочки так и не получили этих фарфоровых зверюшек. Воля покойной не была исполнена до конца.

— А если предположить, что умершая и была одной из них?

— Нет. Клейкая лента новая. Я уверена. Вы и сами знаете, что со временем она высыхает и желтеет. Меня ужасно тронул этот случай. Я представила себе старую больную женщину, которая, зная о приближении смерти, дрожащей рукой перебирает фарфор и выводит на ленте имена своих внучек.

Слезы навернулись Григорию на глаза. Ему вспомнился тот страшный осенний день, месяца за три до смерти жены, когда Кристина перебирала свои вещи, решая, что отдать Амелии, а что — университетскому женскому клубу. А потом, превозмогая душевные терзания, он записывал пожелания Кристины относительно похорон.

— Извините, что испортила вам настроение, — глядя в пол, сказала Дрю. — Эта история и вправду немного грустная.

— Ничего страшного. Это мне следует извиняться за то, что отрываю вас от работы.

Дрю откинулась немного назад, и ее нога нечаянно коснулась его лодыжки. Григорий решил, что пора уходить. Он встал и придвинул стул к столу.

— Подумайте еще. Может, у вас найдутся интересная информация или документы, которые мы сможем использовать при составлении сопроводительного текста.

— Я посмотрю, — отрывисто сказал Григорий.

— Спасибо. Я очень вам благодарна. — Она пожала ему руку и добавила: — Никогда не знаешь, что можно найти, если хорошо поискать.

— Так кто вы?

Она задала вопрос по-русски и улыбнулась уголками губ, увидев перед собою застенчивого, нескладного молодого человека. Сутулясь, он стоял за стеклянной перегородкой в вестибюле. Влажные от пота курчавые волосы. Он говорил низким голосом, все время кивая головой, словно старался стать ниже ростом.

— Меня зовут Григорий Солодин.

Когда Нина приоткрыла дверь, юноша робко попятился.