Вернулся в кресло – а сам уже обутый в кеды-конверсы! – принялся усердно размышлять, головным и спинным. Изнутри понимаю, что пребываю в некотором неадеквате – а толку-то? Не то что уверен – знаю(!) что выдвинусь куда-то в сгустившуюся тьму, за приключениями на свои нежирные филеи.

Возьму с собою кастет, суну в планшетку Букач, мобильный, котлетку денег – и пойду… на зов, от души надеясь, что он, все же внутренний, а не внешний… хотя… какая в даном случае разница? Если это не суицид, и не глупость – то что же? Может быть, чужая воля научилась исподволь управлять моими желаниями и поступками?.. Еще раз вернись в кресло, присядь, подумай! Кеды чистые, ничего с половицами не сделается! Не спеши!

И я как цуцик, еще раз, уже от самых дверей, послушно возвращаюсь в комнату, усаживаюсь к монитору старого компа и тупо гляжу на неподвижную фоновую картинку, изо всех сил стараясь разобраться в своих… неосторожных позывах.

Девицы мои дисциплинированно молчат – одна в компе, другая в планшетной сумке.

Ну-ка!.. Последний тест… перед выходом, ибо – пойду, решился. Я растопырил перед собою левую пятерню и восхотел увидеть… увидеть… когти. Пусть появятся! Оп-п! Надо же! Призрачно-голубоватые когтищи не долго стеснялись – дзык! – выскочили! А за ними – ликование, тотчас заполнившее сердце и грудь, буйное, холодное… пожалуй, жестокое. За последнюю неделю – точно сформировалось нечто вроде рефлекса: появился коготь или томагавк – адреналиновый всплеск по всему телу, сквозь мозг и сердце!

– Букач! Иди-ка сюда, вылезай из сумки!

Букач послушно выпорхнула из тесной планшетки, скакнула мне навстречу, и на половине пути словно споткнулась в полете, упала под ноги.

– Не убивай, о Великий! Молю тебя!..

– С чего ты взяла, что я… А!.. Не убью, не бойся. Что ты видишь у меня на левой руке? Вот на этой?

– Силу, о Великий! Силу вижу!

– Конкретнее!? Гм… Как это – силу, поясни. Чем я шевелю?

– Пальцами, о Великий! А на пальцах сила! Она страшная, не убивай меня, о Великий!

Ну же, заладила! Похоже, что Букач видит мои коготки и воспринимает их как некие выплески убивающей силы.

– Не бойся, не трону. Не трону и не обижу! – Я насколько сумел пристально вгляделся в эти испуганные красноватые глазки… хоботок поджат – вот-вот его проглотит и подавится… и не стал допрашивать дальше о том, как именно видит она и воспринимает эту «силу», ибо все равно толку не будет… – Не обижу, но напротив, доволен тобою. У меня к тебе небольшое дельце, Букач. Ты летать умеешь?

– Да, о Великий. Как это – летать?

– У-у-у… Ну… Можешь передвигаться по воздуху? Перепрыгнуть речку, или дом?

– Да, о Великий.

– Хорошо. То есть, если я сейчас открою форточку и велю тебе выскочить на улицу – ты не разобьешься? Ничего себе не повредишь?

– Что такое форточка, о Великий?

– А-а-а!.. Гм. Окно. Форточка – это, типа, окно. Не разобьешься, спрыгнув из окна – туда, на улицу?

– Нет, о Великий! Ты хочешь выгнать меня? Не выгоняй меня!

– Ни в коем случае. Я хочу послать тебя на разведку. Смотри: вот, если в это окно выскочишь наружу, облетишь и обскачешь окрестности – ты сумеешь вернуться назад, в эту же… в это же окно?

– Да, о Великий! Если будет на то воля твоя и разрешение.

– Будет и уже есть. Теперь о времени, поскольку я подозреваю, что и тут у нас возникнут некие понятийные неурядицы на фоне терминологических несостыковок…

– Не поняла твоих речений, о Великий!

– Мы с тобою должны одинаково понимать промежуток времени, который я намерен выделить тебе для исполнения моего задания: облететь и осмотреть.

– Да, о Великий!

Понятно, что да, Букач, с ее слов, готова исполнить любые исходящие от меня приказы… Вот только как это осуществить, имея в союзниках столь… Я задумался ненадолго и не придумал ничего лучше, нежели опереться на внутренние часы моей незамысловатой Букач…

– От мгновения, когда ты, услышав мой зов, выбралась из сумки, до твоих последних слов «даовеликий», прошло… прошло… прошло… три минуты. (Я очень хорошо чувствую время и если ошибся – то самую малость, в данном случае несущественную. Кстати сказать, в наших диалогах с Букач почти все паузы возникают с моей стороны, а Букач свои реплики выстреливает без осечек. А Дэви – напротив, иногда тупит, почти как я, чисто по-человечески.) Ты запомнила, прочувствовала этот промежуток?

– Да, о Великий!

Букач разговаривала со мною сидя… или стоя на полу, задрав безобразную голову, но я поманил ее магическим когтем указательного пальца и она послушно перепрыгнула ко мне на колено. Боится.

Да, я начал как бы чувствовать эту самую Букач, и с каждым совместно прожитым часом – все отчетливее. Она страшится меня, и чем меньше расстояния между нами, тем сильнее страх ее предо мною.

– Не ешь меня, о Великий!

– Не бойся, я тебя не обижу. Еще не хватало мне жевать воробьев-комаров-мутантов с небритыми ногами. Ну-ка, представь про себя промежуток времени в три минуты, о котором я только что говорил. Думай в мою сторону!

Против ожидания, Букач не стала переспрашивать, а честно затряслась, запрыгала на моем колене, встопорщив во все стороны эти… хрен их разберет… паутинки, шерстинки, крылышки…

– Поняла?

– Да, о Великий! Как ты добр!

– Почему – добр? В чем это выразилось?

– Напитал меня силою и не съел!

Ы-ы-ы!.. И действительно, блиннн! Съесть ее, что ли!? Чтобы не изводила меня этими унизительными домыслами в мой адрес! Нет, не стану ее жрать, ибо наверняка невкусно, да и сама Букач, увы, не поймет воспитательную роль этого справедливого наказания… Оказывается, посадив ее на колено, я еще успел «напитать ее силою», любопытно.

– И впредь есть не буду. А силою подпитаю, мне не жалко для своих. Для верных своих, Букач!

– Я верна тебе, о Великий!

– Верю. Значит, так. Два раза по три минуты – это шесть минут. До двух считать умеешь?

– Да, о Великий!

– Сроку тебе – шесть минут. Не больше! Меньше можно, а больше – нельзя. Как выскочишь из окошка – время пошло. В него же и вернешься. Кстати, окно обязательно держать открытым, как ты считаешь?

– Да, о Великий! Без разрешения нельзя. А когда открыто – это разрешено. Всегда так с людьми.

«Всегда так с людьми…» О как!.. Надо будет поподробнее расспросить крошку Букач насчет ее жизненного опыта, связанного с проникновением в людское жилище. И о том, где и когда она применяет в своем околочеловеческом быту зубы да хоботок…

– Открываю и оставляю открытой. Пошла!

Букач соскочила на пол с моего колена, когда я встал, встряхнулась и с пола же прыгнула в окно. А я с некоторой гордостью подумал в свой адрес: это ничего, что я уже обутый по квартире хожу, полы топчу, зато вон какой предусмотрительный! Придумать бы еще для Дэви подобную форточку, только не на улицу, а в Сеть… Надо бы не отвлекаться ни на что, а наоборот, сосредоточиться: хочу уловить момент возвращения моей Букач.