Галя смотрела на него почти со страхом.

— Женя, я никогда не могла представить себе…

— Что?

— Что ты так всё понимаешь… Это правда, что ты говоришь?

— Правда.

Нет, он не ошибался, она действительно была в свои тридцать пять совсем девочкой, потому что она по-детски судорожно вздохнула и спросила:

— Значит, мне не нужно ненавидеть тебя?

— По-моему, нет.

О боги, как же хотелось Евгению Викторовичу крикнуть: я не Женя, я Петя твой, и не бояться нам надо друг друга, а держать друг друга в руках! Нельзя, нельзя. Защелкнулся капкан на нем и теперь уже не отпустит до самой смерти. И жить ему — если, конечно, сумеет жить — с болью и тяжестью металлических капканьих зубов, вонзившихся в него.

— Спасибо, Женя. Значит… значит, не такая я уж тварь…

— По-моему, совсем не тварь. Ты самое светлое солнышко на свете.

Ну и что, что опять так рыдала Галя, слезы нужны человеку. Что-то там они, говорят, выводят из организма. Особенно в такие трудные минуты.

— Сейчас я сделаю кофе.

— Спасибо, ты же не знаешь, где у нас что на кухне. Ты же никогда не был здесь.

И снова щелкнула пружина капкана. Поди, объясни, что он эту квартиру знал куда лучше Гали.

— Разберусь.

Через несколько минут, когда он вышел из кухни с двумя чашечками кофе в руках, он увидел, что Галя заснула в кресле.

Он поставил кофе на телефонный столик, осторожно взял ее на руки и отнес на кровать. О, боги…

Яша долго лежал без сна, никак не приходил к нему обычно такой послушный сон. Жаль, жаль было Петра Григорьевича. Всем он ему обязан, начиная от флэш-компьютера до того, что не остался он в Силиконовой долине, тысяч за десять, если не больше, километров от Москвы, от мамы-эсерки и чересчур честного отца. И без Свистуна и Исидора Исидоровича. А лежит вместо этого в своем — в своем! — коттедже, вдыхает запах сосны на своих — своих! восьми сотках и древесный запах стен — своих стен! Вот уж никогда не думал, что запах дерева может быть таким сладостным. Возможно, это потому, что и дом, и дерево и запах были его собственными. Воистину, святое слово.

Вдыхает, но не спит. Потому что всё время мучил его никак не складывавшийся паззл. Иногда паззл отступал куда-то в самые дальние запасники мозга и совсем, казалось, не беспокоил его, а иногда, как сейчас, вдруг снова вылезал на поверхность. И забыть о странностях, подмеченных им у нового президента компании, не мог, и объяснить их не мог. А это не просто раздражало, несложенный паззл зудил его мозг с визгом бормашины и не давал думать ни о чем другом. Ну и что, пробовал не раз уговаривать он себя, ну, странности, не поддающиеся объяснениям. Ну и что? Что, всё остальное в мире уже объяснено? От Большого Взрыва до темной материи, сводящей с ума астрофизиков. От загадок человеческого мозга до тайны счастья. Всё ясно и выбито на скрижалях? Чего ты уцепился за какую-то ерунду? Или у тебя больше нет проблем, от наилучшего и самого компактного варианта архитектуры флэш-компьютера до театральной постановки, намеченной президентом. И всё же, всё же… Ну зачем, зачем ему было врать, что в этом итальянском ресторанчике его все знают? Для чего? Похвастаться перед ним? Смешно. И как может хвастаться более или менее разумный человек вещами, которые тут же оказываются легко опровергнутыми очевидными фактами. Да и сами факты были какими-то совершенно нелепыми: с одной стороны, никто в этом «Ми пьяче» Евгения Викторовича явно не знал, с другой — он же действительно знал меню чуть ли не назубок. Вспомнить только его гимн ветчине прошутто… Все эти тонкости действительно мог знать только знаток итальянской кухни. Странно…

И еще более нелеп был шутливый вопрос о переходе Яши в ислам. Уже потом, восстанавливая в памяти все детали того разговора в ресторане, Яша вспоминал, что Евгений Викторович и сам, похоже, испугался этого вопроса, потому что как бы сразу осекся.

Но ведь Евгений Викторович явно не дурачок. Убогий дурачок такого плана с детектором лжи не придумает. Это ходы вполне на интеллектуальном уровне покойного Петра Григорьевича… Получается странная раздвоенность. С одной стороны, Петр Григорьевич и Евгений Викторович хорошо знали меню ресторана. С другой — никто там Евгения Викторовича в лицо не знал, хотя он утверждал обратное… Он опять вползал в дурацкое кольцо Мёбиуса, у которого одна поверхность незаметно переходила в другую. Нужны дополнительные данные. Ну, хотя бы можно было спросить у Кости, бывал ли Петр Григорьевич в «Ми пьяче». Это сделать совсем не трудно, хотя Костя не любит прошутто и как будто не собирается перейти в ислам… И почему-то у Кости на голове была клетчатая накидка, как она там называется у мусульман… Кажется, куфия. А этот вздор уже значил, что он засыпает. Только не концентрироваться на самом засыпании, а то эта зыбкая граница бодрствования и сна не терпит вглядывания. Лишний раз взглянешь, подумаешь, что засыпаешь, — и сон тут же отступит. Отступит, приступит, наступит…

В девять утра Яша уже звонил Косте:

— Костя, доброе утро, это Яша, он же, с вашего разрешения, вице-президент «РуссИТ». Я вас не разбудил?

— Господь с вами, господин вице-президент, — рассмеялся Костя, — вы не только не разбудили меня, вы даже скоро меня увидите. Я уже на полпути к вашему сосновому раю, нужно поговорить.

— Чудесны дела твои, господи, я как раз думал о том, чтобы спросить у вас об одном деле.

— Потерпите немножко, господин вице-президент. Помните, как говорил Петр Григорьевич? Никогда не говори сейчас того, что можешь сказать позже. Может быть, ты еще передумаешь. Несказанное всегда интереснее сказанного. Больше вариантов. Кофе будет, шеф?

— За «шефа» спасибо. Принимаю это как комплимент. Ты же так Петра Григорьевича звал. Бегу ставить кофе.

Когда Яша разлил кофе по двум разномастным чашкам, Костя спросил:

— Теперь можешь спрашивать. Что ты хотел спросить?

— Скажи, Петр Григорьевич часто бывал в итальянском ресторане «Ми пьяче» около Пушкинской площади?

— А в чем дело? — Костя бросил подозрительный взгляд на вице-президента, и Яша отметил про себя странную настороженность начальника службы безопасности фирмы.

— Да так, потом как-нибудь объясню. Так бывал?

— Не просто бывал. Ему этот ресторанчик очень пришелся по вкусу. Несколько раз всё меня уговаривал подняться с ним. Но у меня правило: сохраняй дистанцию. И между машинами и между людьми, особенно когда ты на работе.

— Спасибо, Костя…

— А все-таки для чего это тебе?

— Да так, ничего. Какие у тебя дела?

— Евгений Викторович просил передать, что наш китаец, судя по всему, или уже в Москве или вот-вот пожалует. И вся эта затея с полиграфом может оказаться довольно полезной. Завтра утром Свистунов должен появиться в офисе. Анна Николаевна сегодня позвонит и скажет, что шеф назначил ему встречу на десять утра. И ровно в десять шеф начнет распекать его за отказ пройти испытание на детекторе лжи. Предупреди его, что Евгений Викторович неплохой актер, и разнос будет в высшей степени правдоподобный. И громкий.