старом синем плаще. А с недавних пор ту же историю, только про Ромео с Джульеттой. И сегодня чуть слезу не пустил на концерте. Признайся, Андрей, плачешь в кино?

— Нет еще, это следующая стадия. А ты?

— Даже над книгами иногда. Только ты никому не говори, это страшная военная тайна. Мне надо поддерживать образ независимой и слегка взбалмошной барышни, а то родители быстренько выдадут меня замуж за старого доцента Рубинчика.

Тут я вспомнил «Гойко Митича». Вот кому Лиза «отдана и век будет верна». Насчет последнего — большие сомнения. Такие яркие девушки принадлежат всем альфа-самцам и никому в отдельности.

— Если что, могу предоставить тебе политическое убежище. За это всего лишь придется убирать в квартире и стирать мои носки.

— А бурные проявления животной страсти входят в условия сделки?

— Естественно.

Аня зябко передернула плечами. Платьице не для конца сентября, хоть и бабье лето.

— Тогда поехали отсюда в более безлюдное место, мне здесь уже не нравится.

Через несколько сот метров я нагло попрал правила дорожного движения и заехал на какую-то парковую дорожку. Там даже фонарь не горел. Далее последовало наше лихорадочное перемещение на заднее сиденье и интенсивное, но осторожное снятие изумительного платья, которому ни в коем случае нельзя было помяться.

Никогда раньше не считал себя поклонником рискованных развлечений в разных неожиданных местах. Придерживался мнения, что дома на кровати комфортнее и приятнее. А все эти примерочные, пещеры со сталактитами, и прочие лесные поляны с неизбежным муравейником под задницей партнерши — для озабоченных подростков и тех взрослых, у которых не хватает денег на гостиницу. А тут на тебе, как меня пробило. Очень неожиданно и интересно. И Ане тоже понравилось, несмотря на неудобную позицию и невольные удары головой о стекло.

После любви мне пришлось выполнять роль камеристки — без посторонней помощи шедевр портняжного искусства никак не хотел возвращаться на предписанные кроем места.

— Может, ко мне поедем? — предложил я, с сожалением глядя на исчезнувшую под одеждой прекрасную грудь.

— Ага, и потом мне надо будет встать в пять утра, чтобы в вечернем платье добираться домой, а после этого клевать носом на занятиях. Мама будет в восторге.

— Жаль, всё так неожиданно началось...

— Поверила я, как же. Ты натуральный кобель, Панов. У тебя презервативы даже в машине есть!

— Все для тебя — рассветы и туманы, для тебя — моря и океаны, для тебя — цветочные поляны, для тебя! — я вдруг вспомнил эталон пошлости из своего времени.

— Андрей, — вдруг очень серьезным голосом сказала Аня. — Пожалуйста, пообещай мне...

— Что угодно, кроме госпереворота!

— Не пой при мне больше, хорошо?

* * *

— А муж у нас кто?

— Волшебник.

— Предупреждать надо.

Примерно такой диалог из знаменитого фильма пришел мне в голову, когда я попал в квартиру Азимовых. А как я там очутился? Меня заманили. На воскресный обед. Аня правильно поняла мой месседж насчет знакомства с родителями — все устроила почти мгновенно. Звонок, адресочек я уже и так знаю — думаю, и соседи меня после драки с бывшим Анечки и выносом двери хорошо запомнили.

Внутри — все тоже на высшем уровне. В прошлый раз рассмотреть все не успел — теперь же обращаю внимание на дипломы на стенах, непростые фотографии.

— И кто у нас папа? — поинтересовался я, отдавая плащ вышедшей меня встретить Анечке. Выглядела она весьма строго — черная юбка, белая блузка с высоким, стоячим воротником. Волосы заколоты наверх, в ушах сережки с бриллиантами. И никакой косметики. Но ей и не надо — природная красота не требует помад и тушей.

— Только по секрету! — девушка приложила пальчик к моим губам. — Я тебе ничего не говорила!

— Естественно.

— Папа в атомном проекте участвовал. У Сахарова работал. Сейчас на преподавательской работе.

Собственно этого Сахарова я получил сразу возможность лицезреть на фотографии в кабинете Азимова. Туда меня привел сам профессор Александр Иосифович — пузатый лысый очкарик, внешне довольно схожий с заокеанским почти родственником, только без нелепой бороды.

Познакомились, поручались. И сразу пожалуйте на экскурсию. «Это Лебедев, лауреат сталинской премии, а здесь академик Гельфанд...». И рядом, конечно же хозяин кабинета. И так на полчаса, без подробностей, но со званиями и несекретными заслугами. Причем представлял он эти персоналии не с придыханием, а как приятелей. И это академиков, а заодно и нобелевских лауреатов.

— Не боитесь держать Сахарова в этом вашем мемориале? — поинтересовался я

— Да они все живы еще, — хохотнул профессор. — А с Андреем Дмитриевичем после того, как его определили в Горький, пока не общаемся. Обстановка не располагает, знаете ли... Хотя кабинет его в институте за ним, даже табличку не убирали.

Александр Иосифович ловко перевел разговор на меня любимого, тем самым показав, что тему Сахарова развивать дальше нет смысла. А там и обед подоспел. В столовой я знакомлюсь с мамой Ани — тоненькой, почти седой женщиной, несмотря на то, что выглядит лет на пятьдесят, не больше.

— Я очень. Очень одобряю вашу... дружбу, — смело выкладывает мне Дина Борисовна. — Предыдущий парень Ани... он был...

— Мама! — подруга вспыхивает маковым цветом, в глазах появляются слезы. — Я же просила!

— Все, все! Могила. Давайте обедать.

Профессор ловко открывает шампанское, разливает по бокалам. Я отказываюсь — за рулем. Но меня дружно уговаривают, обещают вызвать такси. У Александра Иосифовича есть знакомый, который занимается извозом.

Шампанское помогает — все быстро расслабляются, разговор течет непринужденно. На столе появляется бутылка коньяка, вино для дам. Мы приканчиваем мясо по-французски, переходим на десерт. Мое птичье молоко идет на ура, эклеры тоже не остаются без внимания. В какой-то момент я чувствую себя как дома. Умные, эрудированные люди вокруг, атмосфера настоящего семейного застолья.

Дина Борисовна уносит посуду на кухню, профессор уходит перекурить на балкон.

— Мама не разрешает папе дымить дома, — доверительно сообщает мне Аня

— И правильно делает, — я глубоко вдыхаю, решаюсь: — Товарищ Азимова, а у тебя чемоданы есть?

— В каком смысле? — удивляется подруга.

— В прямом. Устройства для переноски личных вещей.

— Е-есть...

— А собрать их долго?

— Панов, что у тебя на уме?!

— Совместная жизнь у меня дома, — я смотрю прямо в расширяющиеся зрачки Ани. — Я хочу, чтобы ты жила вместе