Дорота. Хорошо. Раз уж мы говорим о мужчинах, то скажи мне, кто из мужчин повлиял на твою жизнь.

Януш. Разумеется, мой отец. Классический ответ, хотя некоторые сыновья отвечают иначе. Я знаю многих мужчин, которые не готовы подтвердить мои слова, так как либо не знают своего отца в должной мере, либо ненавидят его, либо были им брошены. Отец повлиял на мою жизнь, но не в смысле формирования моего будущего как ученого,— он в свое время был лишен возможности продолжить учебу. Началась война, ему в тот момент исполнилось двадцать пять лет, у него было много планов, которые он не смог реализовать. А потом Польша изменилась, пришли совершенно другие времена и снова было не до учебы. Отец повлиял на меня прежде всего своими словами о том, что в жизни важно. И в первую очередь это — знание, мудрость, честность и умение быть сумасшедшим. Также он повлиял на меня и тем, что прикасался ко мне, брал на колени, гладил. Мой отец давал мне очень много тепла, а на самом деле не многие отцы способны на такое. Лично я прикасался к своим дочерям намного реже. А ведь это исключительно важно для ребенка. И поэтому я всегда советую отцам, чтобы с самого раннего возраста их детей они хоть иногда брали младенцев младенцев на руки, играли с ними, прикасались к ним, гладили. Мой отец был нежным и всегда присутствовал в моей жизни. Он был для меня образцом, благодаря которому я знал, что в любых обстоятельствах рассчитывать надо только на себя и что единственный способ достичьчего-либо в жизни — это учиться тому, как понимать мир, а не как обладать вещами. Это был самый важный мужчина в моей жизни. Старший брат не так повлиял на меня. Он был лишь образцом для подражания, который мне хотелось если не превзойти, то достичь. Мы развивались, непрерывно конкурируя друг с другом. Позже, когда я повзрослел, в моей жизни появились и другие мужчины, важные для моего формирования как личности и как ученого: преподаватели в университете; мне посчастливилось учиться у очень хороших профессоров. В то время, когда я поступил в университет, еще преподавал известный профессор Казимеж Антонович, который претендовал на Нобелевскую премию, поскольку открыл возможность существования сверхпроводимости при комнатной температуре, что, впрочем, впоследствии не было подтверждено.

Мне всегда импонировали мужчины-интеллектуалы и никогда — спортсмены, актеры, крупные политики, несмотря на то что я ими восхищался. Ганди, Мартин Лютер Кинг, Кеннеди не были для меня авторитетами, влияющими на мою жизнь, поскольку я самозабвенно ушел в науку. Образцы для подражания я искал среди ученых-современников. Конечно, я постоянно читаю труды великих мыслителей. Однако со временем у меня стало меньше авторитетов, и, хотя я всегда стараюсь ссылаться на них, контрвопросы, которые возникают у меня, позволяют мне не попасть под их очарование. Но когда я уже начал писать, я заинтересовался профессором Лешеком Колаковским. Он кажется мне невероятным, великим человеком. Я читал его прекрасную книгу «Если Бога нет», ставшую для меня необыкновенно важным чтением, я бы даже сказал, переломным моментом в моей жизни, потому что это высказывание, полное сомнений, касающееся религии, веры. Книга написана человеком глубоко верующим, но который может несколько отстраниться от собственной веры и задать себе вопрос не как католик, но как атеист, даже.

Дорота. Что бы ты сделал, если бы мог повернуть время вспять? Что бы ты изменил в своей жизни?

Януш. Такие мысленные эксперименты я произвожу очень часто, особенно в те моменты, когда подытоживаю жизнь или, например, когда выходит моя новая книга. Если бы время жизни человека можно было представить в виде таблицы Ехсе! и если была бы возможность этим временем управлять — ввести функции суммирования, деления, — то моя таблица выглядела бы совершенно иначе. Я посвятил бы больше времени своим близким, больше занимался бы собственными чувствами, чем интеллектуальным развитием. Во мне было бы меньше высокомерия. Я был легкомысленным, веря, что все, что делаю, я делаю не только для себя, но и для своих близких. Это ловкое оправдание, которое я себе придумал и в которое поверил сам, было абсолютно ложным.

Дорота. Ты бы поступил снова в морское училище?

Януш. Думаю, да. Правда, по иным причинам: сегодня есть возможность путешествовать, и увидеть мир можно другим способом. В мое же время такой возможности не было. Тогдашняя жизнь реализовалась во Вселенной с совершенно другим пограничным режимом.

Дорота. И ты снова выбрал бы ту же специальность?

Януш. Нет. Я пошел бы на информатику. Физику я бы изучал факультативно. Выбери я информатику, я был бы лучше подготовлен профессионально и сэкономил бы больше времени. Но и физику я бы, наверное, не бросил.

Дорота. Ты остался бы за границей, в Штатах?

Януш. Да, пожалуй. Обсудив все с женой, я бы довел дело до ее переезда ко мне. Но если бы и остался, то лишь на какое-то время. Хотя бывали случаи, когда люди оставались в Америке навсегда и позже к ним присоединялись их семьи.

Дорота. Обычно это растягивалось на годы, но такие случаи бывали.

Януш. Знаю, что возвращение на родину снова привело бы к тому, что я захотел бы уехать из Польши. Ведь в первый раз все именно так и случилось. Сегодня же мне это кажется бессмысленным. В Штатах я мог бы осесть. Однако в настоящем я в Штаты ни за что не переехал бы. Это в известном смысле все еще варварская страна, в которой я не хотел бы жить, но тогда была другая ситуация. Впрочем, Штаты я рассматривал как место, где имел возможность реализовать свои научные планы. Я мог бы проявить больше терпения, мог бы сдержать свою тоску по ребенку и по жене и начать приводить в движение механизм, позволяющий перевезти их туда. Я же приехал в США, вернулся в Польшу и снова уехал из страны.

Дорота. Ты хотел бы иметь сына?

Януш. Я никогда не думал об этом. Может, потому, что первой у меня родилась дочь, ожидая второго ребенка, я тоже верил и молился, чтобы это была девочка. Не знаю почему. Это достаточно иррационально, ведь большинство мужчин хотели бы передать свою фамилию следующим поколениям, видеть в сыне свою копию, клонировать себя благодаря сыну. Мне думалось, что дочери будут рядом со мной дольше, чем сын, — таков естественный ход вещей. Я был бы очень недоволен, если бы мой сын долго оставался со мной. Ибо в этом я вижу проявление немужественности, нежелание брать на себя ответственность. Дочери же, на мой взгляд, этой самой ответственности нести не должны, впрочем, возможно, феминистки со мной не согласились бы.

Дорота. Ты хотел бы иметь больше детей?

Януш. Если бы я мог повернуть время вспять, то хотел бы, чтобы мои дети появились на свет несколько позже — когда уже смог вырваться из крысиной гонки. Правда, эта гонка никогда не прекращается, ведь мы живем в мире, который руководствуется принципами конкурентоспособности.

Дорота. Да, но ведь вначале всегда труднее.

Януш. Да. Я бы хотел, чтобы мои дети родились, когда мне самому было бы около сорока лет. Тогда я уже занимал определенное положение и мог посвятить им время. Мне кажется, что теперь я был бы самым лучшим отцом. Если бы сейчас у меня родился ребенок, то я незамедлительно принял бы, при первой его улыбке, при первом прикосновении, решение упорядочить свою жизнь, найти время сделать важные вещи. Не вижу причины, отчего бы я не мог еще иметь детей. Мужчины в этом смысле находятся в более привилегированном положении: их природа такова, что они могут иметь детей до глубокой старости. Кстати, дети пожилых отцов и молодых матерей обычно очень умны.