Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дорога. А пятидесятилетие?
Януш. Пятидесятилетие прошло в совершенно других декорациях и по другому сценарию. Порой мне казалось, что я принимаю участие в чужой пьесе. Это было время, когда я уже жил отдельно: после защиты докторской и того, что в это десятилетие происходило, мне был предъявлен счет, и в конце концов мы расстались с женой. Правда, окончательный разрыв произошел двумя годами позже. Тогда же я чувствовал себя потерянным и не знал, как собираюсь жить, что будет дальше, буду ли жить один, отдельно от семьи. Мое пятидесятилетие как раз совпало со всеми этими грустными раздумьями, но у меня не было ощущения, что я постарел и что действительно начинается какой-то новый период в моей жизни. Видимо, это было связано с моим литературным успехом. «Одиночество в Сети» становилось культовым романом, и уже тогда шла работа над фильмом. Меня оценили, и я испытывал удовлетворение оттого, что моя книга не осталась незамеченной. Но и это, однако, не приносило мне счастья, которое я себе представлял. Снова давала о себе знать погоня за новыми целями: я никогда не умел наслаждаться тем, что имею.
Дорота. И не умел это удержать.
Януш. Да. Нежиться в комфорте, подводя итоги жизни, уподобившись деду на картинке, окруженному внуками и получающему от этого удовольствие, — явно не моя история.
Дорота. А тебе этого мало?
Януш. Мне всегда этого было слишком мало. Кроме того, благодаря происшедшим в моей жизни переменам
я понемногу оказался втянут в ситуацию, над которой не был властен. Мне стали внушать, что я должен писать все новые и новые книги, что обязан больше писать, что от меня этого ожидают. Я все чаще задавался вопросом: кто я теперь, ученый или писатель? И не придется ли мне рано или поздно высказаться в пользу одной из сторон? Я знаю биографии людей, которые все бросили, полностью изменив свою жизнь, начали все с начала в возрасте, например, шестидесяти лет. Такие вопросы тогда возникали, но я отмахивался от них. И чувство вины примешивалось к чувству свершения. Правда, из этой смеси редко когда выкристаллизовывается что-то особенное, чаще мы бежим от всего, откладываем проблему, отодвигая тем самым принятие окончательного решения. В возрасте пятидесяти лет, в 2004 году, я тоже отложил это решение. Я встретился со всеми самыми важными в моей жизни людьми. Организовал празднование в прекрасном ресторане «Розы и Дзен» в Старом городе в Торуни. Ресторан расположен за старинными стенами, где раньше была мусорная свалка. Его хозяйки изменили свою жизнь, будучи известными адвокатами, эти две женщины бросили все, купили старый каменный дом, открыли ресторанчик и благодаря собственным стараниям сделали это заведение одним из лучших в городе. Именно там я и устроил свой день рождения. Пригласил свою семью — и франкфуртскую, и торуньскую. И там я подытожил жизнь в форме мультимедийного шоу, демонстрируя на экране фотографии из детства, из самых важных периодов, путешествий. Мне стало страшно грустно, и я вынужден был покинуть всех, чтобы поплакать в одиночестве. Это было своего рода очищение, эгоистическая жалость к себе. Я не ощутил быстротечности жизни, я по-прежнему чувствовал в себе силу и знал, что у меня появился шанс на реализацию новых идей. Наука стала повседневностью в моей жизни, зато появилась литература, увлекавшая меня неизвестностью. Конечно, я желал повторить успех «Одиночества в Сети». Я бы погрешил против истины, уверяя, что это не так. В 2002 году вышла моя вторая книга, но принята она была не с таким энтузиазмом, как мне хотелось бы. А вторая книга всегда более важна, чем первая. Отдавая себе в этом отчет, я работал над романом «Повторение судьбы». Неслучайным было его название, и также неслучайны в этой книге некоторые герои, не знающие, что делать со своей жизнью. Брат главного героя, являющийся ученым, — фигура, очень похожая на меня. Пятидесятилетие, которое я отмечал в Торуни в «Розах и Дзен», было очень рефлексивным, но не дало мне конкретного ответа, и я все еще не мог решить, что будет дальше, в какую сторону двигаться. В этом состоянии я пребываю и сегодня, три года спустя, меня продолжают мучить сомнения по поводу того, что я хочу делать. Не пренебрегаю ли я порой наукой ради литературы, не станет ли это когда-нибудь слишком очевидным? Пока же, чтобы так не было, я вынужден посвящать как одной, так и другой очень много времени, из чего следует, что у меня его нет вообще, ни для себя, ни для других.
Дорота. Ты чувствуешь, что стареешь?
Януш. Я прекрасно знаю, что происходит с человеком в физическом отношении в это время: в организме начинает преобладать процесс диссимиляции, распада клеток, что в конце концов и приводит к смерти. Это нормальный процесс, и наблюдение за своим телом, которое изменяется по этой причине, не вызывает у меня какого-то особого беспокойства. Генетически у меня с этим нет проблем — я не болен и старость не сулит мне тяжелых
недомоганий. Больше беспокоит меня тот факт, что у меня страшно много планов и страшно мало времени. Любой человек годам к сорока уже отдает себе отчет в том, что жизнь конечна, что когда-нибудь с этим светом придется проститься. У меня же постоянно огромное количество планов, и я, словно чувствуя дыхание в затылок в пелотоне, все время убегаю вперед, и все время меня настигает мысль, что когда-нибудь это может закончиться, и в этом смысле настигает ощущение старения. Я понимаю, что некоторых вещей уже не сделаю, и не потому, что их не следует делать, как не следует молодиться пятидесятилетней женщине, одеваясь как подросток. Некоторых вещей я теперь просто не хочу делать.
Дорота. Чего, например?
Януш. Например, не могу себе представить, что мог бы сейчас спонтанно, без предварительного планирования, поехать в какой-нибудь отпуск. Отправиться в аэропорт и купить билеты на первый же рейс, куда бы самолет ни летел. Когда-то, еще лет десять назад, я бы это сделал, но тогда я был так занят работой, что не хотел бы потерять и недели из своей жизни. А теперь я знаю, что ничего за эти семь дней не произойдет, но они должны быть запланированы. Не представляю себе, что мог бы протанцевать целую ночь на дискотеке. Может, некоторые вещи просто перестали мне доставлять удовольствие. Ты задала хороший вопрос.
Дорота. А влюбиться, держать любимую за руку, позволить себе увлечься, совершать безумные поступки?
Януш. У меня есть представление о том абсолютном опьянении, в состояние которого впадают пятидесятилетние мужчины, неожиданно влюбившиеся в двадцатитрехлетних девушек. Такая любовь подобна броску на амбразуру. Некоторые без устали бросаются на эту амбразуру и каждые два месяца держат за руку новую двадцатитрехлетнюю красавицу. У меня нет с этим проблем в плане того, что мне хотелось бы еще раз пережить этот дурман. Я переживаю нечто подобное, когда пишу книги, когда разрешаю проблемы информатики. Я вовсе не уверен, что хотел бы снова пережить состояние наркотической влюбленности. Невероятное состояние, но постепенно я начинаю понимать, что, пожалуй, со мной этого уже не случится.
Дорота. Думаешь об этом с беспокойством?
Януш. С беспокойством? Нет, потому что знаю об этом нейробиологическом состоянии и потому что влюбленности часто случаются с героями моих книг и кончается для них это чаще всего плохо.