Сторм слушала с удивлением, но больше всего ее поразило то, что в этот момент Августа и впрямь преобразилась в красавицу.

— Дело не только в этом, — продолжала Августа. — Питер — мой самый лучший друг. Я могу поделиться с ним самым сокровенным, о чем никогда не посмела бы рассказать никому другому, и он всегда меня понимает… Он — единственный человек, который любит меня такой, какая я есть, и не требует, чтобы я стала другой. Я знала Питера всю жизнь. Саймон — мой брат, я его очень люблю, он всегда обо мне заботится, но, к сожалению, не всегда понимает…

Августа улыбнулась, словно что-то вспомнив.

— Однажды, когда я была маленькой, — продолжала она, — я нашла в лесу лисят. Их мать убили. Я принесла их домой, но Саймон сказал, что их придется утопить, — это гуманнее, чем та судьба, что ожидает их в лесу, а с людьми они жить не смогут. Если б ты знала, как я тогда плакала — мне казалось: мое сердце разорвется… Однако Питеру каким-то образом удалось их спасти. Мы спрятали их в сарае и втайне кормили, а когда они подросли, отпустили в лес. Питер был единственным, кто тогда понял, почему мне так жаль лисят, — я ведь сама выросла без матери и знаю, каково быть сиротой…

— Я тоже выросла без матери, — нехотя призналась Сторм.

Теперь она смотрела на Августу даже с некоторым уважением. Раньше Сторм считала ее глуповатой, но, как оказалось, ей тоже знакомо то чувство щемящей пустоты и безысходности, что в последнее время все чаще охватывало Сторм…

А ты никогда не задумывалась, как бы все сложилось, если бы твоя мать была жива? — вдруг спросила Сторм.

— Напротив, очень часто. — Августа горько улыбнулась. — Может быть, она научила бы меня быть красивой, изящной, умной — всему тому, чего я никогда не понимала. Мне кажется, если бы мать была жива, она сумела бы меня утешить и подсказала, что делать… — Голос Августы задрожал.

Сторм задумалась. Может быть, будь ее мать жива, и ее жизнь сложилась бы совсем иначе… Мать объяснила бы ей все тайны женского сердца, помогла бы разобраться в собственных чувствах…

— А что случилось с твоей матерью? — спросила Августа.

Сторм словно очнулась от своих мыслей.

— Она умерла при родах. Кто знает, может быть, оно и к лучшему — по крайней мере ей не суждено было увидеть, до чего докатилась ее дочь… — Голос Сторм дрогнул.

Августа грустно улыбнулась:

— Боюсь, я тоже не оправдываю надежд своей матери. Говорят, она была красивой, умной, смелой… Она вышла за моего отца против воли родителей, которые не хотели, чтобы их дочь покидала Англию ради какой-то далекой колонии. Но она бросила все ради любимого человека. Я думаю, она одобрила бы меня, если бы я поступила так же.

— Моя мать тоже бросила все и пошла за отцом. Так устроен мир: мужчина командует, женщина подчиняется.

— Нет, — перебила ее Августа. — Моей матерью никто не командовал, она пошла по своей воле. Просто она любила его, как и твоя. Вот и я готова последовать за Питером на край света…

Сторм снова стала смотреть на реку.

— Ну а я ни черта не смыслю в любви, — призналась она. — Даже не понимаю, зачем ты мне все это рассказываешь…

— Извини… — В голосе Августы пропала прежняя доверительность. — Я, должно быть, и впрямь слишком далеко зашла. Мне казалось, что я сойду с ума, если с кем-нибудь не поделюсь. Но, конечно, не с Саймоном.

— Почему? — равнодушно спросила Сторм.

Щеки Августы вспыхнули.

— Как почему? Да он взбесится, если узнает!

Сторм удивленно обернулась:

— А ему-то что за дело?

— Ну как ты не понимаешь! Питер — слуга, собственность Саймона, и Саймон никогда не согласится на наш брак. А Питер… Питер считает, что предал своего хозяина. Теперь он старается даже не смотреть на меня…

На глаза Августы снова навернулись слезы. Казалось, еще минута — и она расплачется.

— У нашей любви нет будущего… Но почему мир так жесток, почему?

Сторм продолжала с интересом смотреть на нее. В какой-то мере чувства Августы перекликались с ее собственными. Ей даже захотелось чем-нибудь помочь наивной толстушке — но чем?

— Послушай, — бесцеремонно прервала она Августу. — Ведь это твоя жизнь, в конце концов!

— Ну как ты не понимаешь: Саймон — мой брат… и хозяин Питера.

— Да пошли ты его к черту! Если он не позволяет тебе любить кого ты хочешь.

Глаза Августы округлились.

— Но он — глава дома и несет за меня ответственность! Порой он бывает груб, но ведь он хочет как лучше — хочет, чтобы я вышла замуж за богатого, знатного человека, заняла высокое положение в обществе. И он прав!

— Вот уж нет! Если ты на этот раз не поступишь по-своему, он так и будет крутить тобой до конца жизни…

Августа беспомощно посмотрела на Сторм:

— Я не могу рассказать ему об этом, он просто не поймет. Он никогда не понимал меня! Не понимал, как я ненавижу эти балы, на которые он заставляет меня ездить, как смешно сидят на мне все эти модные платья, которые он заставляет меня носить!

Сторм вдруг разозлилась и вскочила на ноги.

— Знаешь, я кое-что должна тебе сказать о твоем братце… — начала она и осеклась.

Уж если рассказывать, то надо было выкладывать все: и то, что она вовсе не гостья, а пленница Саймона и находится здесь против своей воли, что на днях братец Августы овладел ею прямо на полу в библиотеке, что он падок до женщин и одержим всеми человеческими слабостями…

Но Августа смотрела на нее такими чистыми, наивными глазами — могла ли Сторм поведать все это ей? Мгновенно взвесив все это, она лишь произнесла:

— На твоем месте я бы не отступилась и не позволила, чтобы кто-то — пусть даже мой брат — так мною командовал! Не нравятся тебе эти балы — ну и не езди на них, не нравятся платья — не носи, только и всего! А если он без них не может — пусть сам их и носит!

То ли оттого, что она вдруг представила Саймона в женском платье, то ли просто почувствовав поддержку Сторм, но Августа вдруг рассмеялась. От слез ее не осталось и следа.

— Ах, дорогая, — воскликнула она, — ты всегда меня так ободряешь! Хотя я, конечно же, не могу послать Саймона к черту — он мой брат…

— Этот твой брат, — сухо сказала Сторм, — считает тебя такой же своей собственностью, как и твоего Питера, как и любого своего раба, как и…

«Как и меня», — хотела она сказать, но вместо этого лишь произнесла:

— В общем, тут твой брат несправедлив — все люди равны, каждый имеет право жить, как хочет, об этом даже есть в Писании…

Августа грустно улыбнулась.

— Может быть, ты и права… — проговорила она наконец и вдруг, вскочив на ноги, чмокнула Сторм в щеку. — Какая ты замечательная подруга, Сторм! Как хорошо, что я тебя узнала!