Для меня это определенно было большим шагом. Я не был тусовщиком, но мне нравилось ходить по клубам с друзьями. Однако после того, как я прочувствовал вкус домашнего уюта, все, чего я хотел – это проводить время с Элен. Я и сейчас люблю собираться с одноклубниками и друзьями, и так будет всегда, но когда ты влюбляешься, жизнь меняется. Я определенно стал более домашним, и через два месяца совместной жизни мы завели собаку и нарекли ее традиционным испанским именем – Реджи.

С Элен мне было легко брать на себя обязательства. Нам было очень уютно вдвоем, и мы много времени проводили дома. Я с удовольствием узнавал новое об испанском языке и культуре. Для меня это стало естественным ростом. Мне нравилось вести жизнь молодого холостого футболиста со всем хорошим и плохим, что она в себя включает. Бывало, я совершал ошибки – но встреча с Элен сильно меня изменила, и никакая из этих перемен не казалась мне странной.

Роккапорена уже не была для нас чужой, когда мы приехали туда на предсезонный сбор. В этот раз он был короче, потому что до этого мы уже целую неделю тренировались в Харлингтоне. Я был намерен сделать шаг вперед относительно своего первого сезона в клубе. Мы вновь провели какое-то время вместе с Биллом Бладом и продолжили разговор, начатый мной пару недель назад в Лас-Вегасе.

– В этом году я собираюсь взять быка за рога и заявить о себе в «Челси», – сказал я. – В прошлом сезоне я был чересчур робким – не возражал играть на неродной позиции и вел себя слишком тихо на клубной базе. Мне нужно сделать так, чтобы меня услышали и почувствовали мое присутствие. Этот сезон важен для меня. Я уже акклиматизировался и теперь должен утвердиться в качестве одного из главных игроков в команде.

Билл – мой друг и готов заступиться за меня даже передо мной.

– Твое влияние на команду уже очень внушительно, Лэмпс, – ответил он.

Но меня несло дальше.

– Но нельзя ходить и рассказывать, какая ты важная птица, и при этом недотягивать до этого статуса. Посмотри на Роя Кина и Патрика Виейра. Они живут и дышат этим, и никто не подвергает сомнению их важность. Сейчас, Билл. Пришло мое время.

С тех пор Билл напоминал мне об этом разговоре. Он говорил, что в моем голосе была та же решимость, которую он слышал снова и снова в важные для клуба моменты – в день игры в Лиге чемпионов, в день, когда завоевали первый трофей. Так оно и было. Тем летом я почувствовал себя иначе и знал, что моя жизнь меняется к лучшему.

Я достаточно отстранился от мыслей о чемпионате мира, чтобы разобраться в том, что творится у меня внутри. Я был полон гнева – я был уверен, что достаточно хорош, чтобы войти в сборную. Меня одолевало много негативных мыслей: о моей игре, о себе самом и других игроках, которых взяли на чемпионат.

«Он не лучше меня, – думал я. – Возможно, я смог бы изменить ход игры голом или передачей. Я бы справился лучше, чем он». Это не было проявлением неуважения к игрокам в команде. Мой отец называет это «профессиональной ревностью», которая является не ревностью к тому, кто играет вместо тебя, а ревностным желанием быть лучше, чем ты есть. Тебя должно разрывать из-за того, что ты недостаточно хорош, тебе должно быть тяжело наблюдать за играми, в которых ты не участвуешь. Для меня, отчасти, это было способом пережить неудачу. Я был глубоко подавлен. Я никогда еще так сильно не переживал отказ.

Единственное, с чем я мог это сравнить, было чувство, когда меня не взяли в Лиллешол. Тогда было плохо уже оттого, что моя семья и друзья знали, что я не прошел отбор, но теперь унижение было публичным, и что бы там ни говорили окружающие, чтобы утешить меня, они не могли заглушить навязчивый голос в моей голове, твердивший, что я недостаточно хорош.

Мне даже было стыдно сказать об этом Элен. Я предупредил ее, что перед турниром наша команда летит с женами и подругами в Дубай, спросив, не хочет ли она поехать со мной. Я боялся того, что она может подумать – тогда мы не так хорошо друг друга знали, и я переживал, что как бы я ни пытался объясниться, она решит, что я пытаюсь отмазаться. Мое исключение из сборной неизбежно повлекло отстранение от возбуждения, охватившего всю страну.

Мне не хотелось знать, как сборная проводит контрольные матчи, или получать сводки из лазарета. Мне не хотелось видеть флаги на зданиях и каждой второй машине на улицах Лондона. Я не могу сказать, что я не патриот. Я люблю свою страну, но тогда я сам с собой не ладил. Когда переживаешь такое, легко замкнуться в себе – кажется, что весь мир настроен против тебя.

Это можно сравнить разве что с ощущением, которое испытываешь, когда тебя отвергает кто-то, с кем ты очень хотел бы быть. Я прошел через те же стадии гнева, отчаяния, неуверенности к себе и ненависти, которые проходишь, когда тебя отвергает девушка. И все же ты всегда можешь позвонить ей и попросить второй шанс – но с тренером сборной Англии такое не пройдет. Я чувствовал себя совершенно беспомощным. Некоторые в подобных ситуациях решают отреагировать позитивно. Моим естественным порывом было отринуть горечь.

Я был твердо намерен взять в свои руки каждый аспект своей карьеры, и при первой встрече с Клаудио Раньери после перерыва я посмотрел ему в глаза и почувствовал решимость провести свой лучший сезон. Я перевел свое отчаяние от непопадания в состав в заветное желание добиться успеха.

Я начал самостоятельные пробежки еще на каникулах, и когда стартовали тренировки, я легко в них включился. Что-то в моем характере заставляет меня ощущать себя несокрушимым, когда я нахожусь в своей лучшей физической форме – словно никто и ничто не может мне навредить. Это не то, что я показываю открыто – это скорее внутреннее чувство комфорта и уверенности в себе, которые, кроме меня, могут разглядеть только самые близкие друзья и родные.

Совсем скоро я ощутил особенное покалывание – и уверенность в каждом своем шаге. За прошедшие двенадцать месяцев я очень вырос. Я ушел из родного клуба, покинул родительский дом и начал новую жизнь в «Челси». У меня начались серьезные отношения, и я был как никогда уверен, в каком направлении хочу двигаться. Короче говоря, я повзрослел. Прогресс, достигнутый мной в «Челси», стал фундаментом для того, чтобы метить выше.

Оглядываясь назад, я могу с уверенностью сказать, что это лето кардинально изменило мою жизнь. Оно также стало началом самого важного этапа в истории «Челси». Я изменился к лучшему, но поначалу не был уверен в том, к чему приведут изменения в «Челси».

Впервые за многие годы «Челси» не тратил больших денег на трансферном рынке. Больше того, клуб не потратил ни копейки. Прежде на «Стэмфорд Бридж» словно стояла вращающаяся дверь, через которую приходили и уходили дорогие футболисты. В 2002 году к нам присоединились только два футболиста – Марко Амбросио из «Кьево» и Энрике Де Лукас из «Эспаньола». Отсутствие трансферной активности приводило в замешательство, и лишь по ходу сезона мы узнали, насколько плохи дела у клуба в финансовом отношении. Тем не менее игроки отнеслись к этому практично и посчитали, что немногочисленность приобретений даст команде возможность обрести стабильность. В прошлом сезоне было слишком много перемен и шлифовки, и лично я был рад тому, что мы могли сконцентрироваться на уже имевшихся игроках, даже если мы просто не могли никого купить.