Хотя мы волновались, что Португалия может вступить в войну, оптимизма нам было не занимать. Мы свято верили, что британцы, наши главные торговые партнеры, никогда не отдадут Порту в руки французов.

В делах сердечных я был совершенно очарован семнадцатилетней девушкой с Руа-дас-Тайпас. Ее звали Мария Анжелика. Возможно, Виолетта внушила мне любовь к девушкам старшего возраста с проницательными глазами, а у этой юной леди были самые потрясающие зеленые глаза, какие мне только доводилось видеть.

Она была стройной, а волосы ее были такими густыми и черными, что в одном из своих тайных любовных стихотворений я написал, что они созданы из беззвездной ночи. Ее грудь также не могла не интересовать меня, и я просто не мог оторвать от нее своих жадных глаз.

В те дни мы должны были вести себя как достойные леди и джентльмены, и я не смел даже заговорить с Марией Анжеликой, хотя наблюдал за ней издали, завороженный ее изящными движениями. Чтобы мельком увидеть ее, я много раз на дню проходил мимо окна ее гостиной, выдумывая бесчисленные поводы, чтобы остановиться на миг, застегивал ботинки, поправлял пуговицы на штанах. Вскоре ее соседи начинали громко причмокивать при моем приближении, весело хихикая.

В один счастливый день, когда я проходил мимо ее дома, она открыла окно.

— Добрый день, сударь, — сказала она, выглянув наружу.

Однако не успели мы продолжить этот многообещающий разговор, как мать втащила ее обратно и захлопнула ставни. Однако это не охладило мой пыл. Узнав в ночь празднования победы лорда Нельсона о предстоящей поездке отца с Полуночником в Лондон, я не стал настаивать, чтобы меня взяли с собой. Они уезжали на шесть недель.

— А я еду? — спросил я отца, отчаянно надеясь, что он скажет нет.

— Нет, сынок, боюсь, что нет.

— А зачем вы едете?

— Ну, Джон, ты, возможно, помнишь, что одной из причин, по которой Полуночник поехал со мной в Европу, было его желание найти лекарство от оспы. Так что…

Наверное, у меня был недоумевающий вид, потому он пояснил:

— Джон, я знаю только, что тысячам людей уже удалось сделать прививки от этой болезни. Один добрый человек бесплатно делает это для бедняков — прививает до трехсот пациентов в день. Я написал в Королевское Дженнеровское общество с просьбой разрешить нам присутствовать при этой процедуре, и они великодушно согласились.

— Если это лекарство хорошее, то Полуночник вернется в Африку?

— Да, возможно, сынок. Поездка в Англию покажет.

Мысль о том, что он нас покинет, привела меня в ужас.

— Тогда, — сказал я, — я хочу поехать с вами.

— Нет, не в этот раз, парень. Скоро мы вместе поедем в Лондон, но не сейчас.

— Но и мне было бы полезно…

— Нет, — отрезал он. — Прости, но это невозможно.

Я не возвращался к этой теме до следующего дня, пока мы с Полуночником не пошли прогуляться вдоль сухих доков у реки.

— Папа сказал, ты скоро уедешь в Англию, чтобы найти лекарство от оспы.

Он похлопал меня по спине.

— Да, Джон, я очень, очень доволен. Ты не понимаешь, что это значит для меня. Столько людей из моего народа умерло. И столько зулусов и кхосов…

— Если лекарство окажется хорошим, ты сразу уедешь на родину?

— Нет, я вернусь, чтобы провести опыты с Бенджамином. Я должен научиться этой процедуре, иначе все будет бесполезно. Если все пойдет хорошо, тогда я действительно вернусь в Африку.

Увидев, как я огорчен, он добавил:

— Но у меня есть к тебе интересное предложение.

Я нахмурился: мне бы хотелось, чтобы он тоже выглядел расстроенным из-за того, что покидает меня!

— Ты даже не спросишь, что это за предложение? — подмигнул он мне. — Если нет, я рассержусь на тебя.

— Нет, — огрызнулся я.

Он рассмеялся.

— Всегда двигайся между копыт антилопы канны, — сказал он.

— Что ты хочешь сказать?

— Оставайся всегда самим собой. И иди не спеша.

— Почему не спеша?

— Потому что в африканской пустыне нужно двигаться осторожно, или наступишь на кого-нибудь, кто кусается или жалит.

Он взял меня под руку, — он привык к этому, когда я перерос его.

— Джон, когда я отправлюсь в Африку, я хотел бы, чтобы и ты поехал со мной. Это и есть мое предложение.

— В Африку? — недоверчиво переспросил я.

— Да. Мне бы очень хотелось, чтобы ты пожил там со мной. Там живут необычайно красивые птицы, и они уже много лет ждут, когда ты научишься им подражать. Я не хочу, чтобы они ждали тебя вечно.

— А ты уже предложил это маме и папе? — взволнованно спросил я.

— Еще нет. Сначала посмотрим, как все пройдет в Англии, а потом поговорим с твоими родителями.

— Мать не позволит мне уехать надолго. Да они меня вообще не отпустят.

— Ты будешь приезжать на несколько месяцев каждые год или два. И я тоже буду возвращаться в Порту каждый год.

— Но до Южной Африки очень далеко.

— Не так уж далеко, — засмеялся он. — Всего полмира!

— И там опасно.

— Не опаснее, чем в Европе. Французы скоро перейдут через горы и нападут на Португалию.

— Ты так считаешь?

— Наполеон — гиена, возомнившая себя львом. Он попытается сожрать Португалию. Лично я предпочел бы оказаться в любом другом месте, когда он придет сюда. Будет много страданий и смертей. Возможно, я и твоим родителям предложу поехать в Африку. В конце концов, твой отец может открыть там винодельню.

Он жестом пригласил меня сесть рядом с ним на большом бревне у реки. Когда мы сели, он сказал:

— Был год, Джон, когда на всей земле наступила засуха. Это было очень, очень плохое время… — Он достал свою глиняную трубку. — Богомол был в это время далеко в пустыне: живя среди мужчин и женщин, он иногда заболевал, и ему нужен был сладкий нектар белых цветов пустыни, чтобы укрепить свой дух. Но когда Пчела прилетела к нему и сказала, что на его родине умирает много хороших людей, он рискнул собственной жизнью и немедля взобрался на крылья своей подруги.

— Увидев, что многие уже умерли от голода, Богомол стал уговаривать Страуса дать людям немного меда или хотя бы привести их к своим сотам. Но большая птица отказалась. Богомол, конечно, упрекнул его, но он только распушил перед ним свой хвост. А потом эта глупая птица спрятала весь свой мед под крыло и улетела. Богомол стал думать, как украсть его, чтобы Первые Люди выжили. Но без нектара он слабел с каждым днем. Однажды он медленно приполз к Страусу и тихо сказал: «Я нашел дерево с самыми вкусными сливами. Тебе они очень, очень понравятся». Доверчивая птица попросила, чтобы он скорее отвел ее к фруктовому дереву. И Богомол привел ее к дереву, ветви которого сгибались под тяжестью желтых слив. Страус радостно стал клевать вкусные сливы с нижних веток. Но Богомол сказал: «Те, что растут выше, еще вкуснее. Если ты помажешь их своим медом, с ними не сравнится ни одно лакомство на свете». И птица вытянула шею, чтобы дотянуться повыше. «Глупый, — сказало ей божественное насекомое. — Не здесь — на самой верхушке!» — Полуночник указал в небо трубкой и покосился на меня. — «Вон та, большая, на верхушке — самая сладкая».