Он молча снял свою черную шляпу и форменный лапсердак и с явным облегчением расстегнул две верхние пуговицы у своей безворотничковой рубашки. Как я сообразил, таким образом раввин Моше Фейгельман на время сложил свои религиозные обязанности и снова, наверное, всего лишь на время общения с Братком, стал хирургом отделения урологии Университетской клиники Лос-Анджелеса.

А когда он из своего саквояжика вытащил медицинский халат и белую шапочку, под которую и убрал ко всем чертям эти обязательно-«ортодоксальные» пейсы — превращение раввина во врача было завершено окончательно!

— Джек! Что вы там трепались насчет виски? — спросил доктор Майкл Фейгельман.

— То, что виски у нас абсолютно кошерное, — ответил Джек.

— В данный момент это уже не имеет никакого значения, — сказал доктор. — Я подумываю — а не вмазать ли мне полстаканчика сейчас? Для храбрости. Я как-то никогда не оперировал кугуаров...

* * *

Надо отдать должное этому Моше-Майклу, этому раввину от хирургии и хирургу от синагоги, как потом выразился Джек Пински, операцию он провел — будьте-нате!

Сначала к Братку запустили меня и Тимурчика. Браток был так плох, что Тимур чуть не расплакался. Но я его заверил, что, дескать, мы — Котово-Кошачье племя — невероятно живучие, и привел в пример ветхозаветную баечку про Кота или Кошку, которые падали с десятого этажа, приземлялись на ноги, отряхивались и спокойненько шли дальше...

Абсолютная липа, вранье несусветное, но после этой сказочки Тимурчик слегка успокоился.

Я наспех повторил Братку свой приказ: хочешь выжить — все свои рычания в жопу, никого не цапать, не вскакивать, лежать и смотреть мне в глаза — что бы с тобой ни делали...

Братку было настолько худо, что, кажется, он так ни хрена и не понял. Только все пытался лизнуть руку Тимуру.

* * *

... Операции мы с Тимурчиком так и не видели. Слышали только, как Майкл ласково называл Братка по-еврейски — «Бруделе» и давал какие-то распоряжения Питу и Джеку: что-то там подержать, подать, убрать...

Я лежал нос к носу с Братком и неотрывно пялился в его тусклые глаза, подернутые полубессознанием и мукой, и по-Животному внушал ему всякую успокоительную всячину, открыто и беспардонно подражая Кашпировскому. Мы с Шурой еще в Петербурге как-то смотрели по телевизору сеанс массового гипноза, который проводил этот грандиозный мужик, и были просто в восторге. На нас, правда, все его заклинания ни фига не подействовали, но сам сеанс нам жутко понравился!..

Тимурчик примостился рядом со мной, прижался щекой к горячей меховой морде Братка и тоже все что-то ему нашептывал. По доброте душевной даже обещал увезти потом Братка в Нью-Йорк...

Я на секундочку живо представил себе реакцию Рут и Шуры на наше появление в Нью-Йорке с Братком на поводке и сильно засомневался в успехе этого предприятия. Но промолчал.

От первого усыпляющего укола Браток еще как-то слабо дернулся, а потом уже и не возникал. И я перестал играть в Кашпировского. А Моше-Майкл все что-то делал там с задней лапой Братка и нараспев приговаривал:

— Кости, слава Богу, все целы... А вот мягкие ткани размозжены основательно. И конечно, чудовищный воспалительный процесс! Отсюда и температура, и вероятность возникновения сепсиса... Сейчас мы побольше раскроем рану, промоем все, что сможем, напихаем в вашего Бруделе хороших и сильных антибиотиков, наложим рыхлую повязочку для оттока всякой дряни и будем надеяться на могучий организм вашего маленького Бруделе и на покровительство Господа. Джек, Пит! Там осталось еще немного виски?..

* * *

После операции полчаса мы пытались добиться от раввина Моше Фейгельмана, сколько стоит «брис милах», то есть обычное обрезание? Мы хотели выплатить ему гонорар, а уже хорошо поддавший Майкл-Моше орал: «Ай фак вас всех с вашими деньгами!» и предлагал немедленно сделать всем нам обрезание совершенно бесплатно, включая и Кота Мартына! Если, конечно, ему нальют еще немного виски... А о гонораре он, дескать, и слышать ничего не хочет!..

Тогда мне в голову пришла гениальная идея. Я поделился ею с Джеком, он тут же согласился со мной, и мы тихонько выскочили в садик. Оттуда Джек позвонил по номеру, указанному в визитной карточке раввина, и спросил его секретаршу — сколько стоит вызов раввина на дом для совершения обрезания и соблюдения всех сопутствующих ритуальных обрядов?

Секретарша ответила, что на дом рабби не ездит, но в порядке исключения... Это может обойтись заказчику в пятьсот долларов.

Тогда Джек попросил ее продиктовать точный почтовый адрес рабби. Затем мы незаметно просквозили из номера в администрацию отеля, там Джек выписал чек на пятьсот долларов из наших общих денег на имя раввина Моше Фейгельмана и попросил администратора срочно отправить этот чек вот по этому адресу.

Заодно Джек предупредил, что скоро мы будем вынуждены уехать на «Парамаунт» и вернемся лишь вечером. За время нашего отсутствия сегодня в нашем бунгало будет отлеживаться наш прихворнувший приятель. Поэтому Джек просит распорядиться, чтобы никакие горничные не вздумали к нам заходить — менять постельное белье или вытирать пыль. Очень не хотелось бы тревожить нашего друга...

— Сэр! Желание наших гостей для нас — закон, — торжественно проговорил администратор и с нескрываемым любопытством посмотрел на меня. — Прошу прощения, сэр, неужели это тот самый знаменитый русский Кот Мартин?!

Тут я не удержался и выдал свой коронный номер: взвился со всех четырех лап в воздух метра на два и сверху мягко опустился на широкое плечо Джека.

Администратор ахнул, Джек пошатнулся и сказал:

— Да. Это тот самый Кот. Только не Мартин, а Мар-тЫн.

— Мар-ты-ин... — попытался повторить администратор и смутился. — Не получается, сэр. Но я потренируюсь. У меня — английский, французский, испанский, немецкий, а вот с русским — провал... Как вы сказали, сэр?

— Мар-тЫн, — повторил Джек.

— Прекрасно, — сказал администратор. — Надеюсь, что через пару дней я это освою.

— Желаю удачи, — сказал ему Джек. — И пожалуйста, распорядитесь убрать капкан из нашего садика. Там все-таки время от времени будут прогуливаться мистер Мартын-Кыся Плоткин-Истлейк фон Тифенбах и его друг — ассистент-переводчик двенадцатилетний мистер Тимоти Истлейк... Так что лучше бы убрать этот капкан — от греха подальше.

— Слушаюсь, сэр. А вы не боитесь, что...

— Нет, — не дослушал его Джек. — Не боюсь.

И мы поперли к себе в бунгало.

К этому времени Тимур уже соорудил на всех завтрак, а притомившийся раввино-хирург дрых на моем диванчике беспробудным сном.

* * *

Однако нашему выезду на «Парамаунт» предшествовала еще куча дел и мелких подробностей.

Во-первых, растолкать рабби-доктора Моше-Майкла Фейгельмана почти не представлялось возможным, пока я в раздражении не тяпнул его клыками за мочку уха. Не до крови, но основательно! Рабби проснулся, потер ухо, отказался от завтрака, треснул еще треть стакана виски и осмотрел спящего Братка, заявив, что теперь этого «Бруделе» может вылечить только покой и наше к нему приятельское отношение.