Лампочки вспыхивают и гаснут. Сквозь толщу дыма пробивается солнечный свет. Бен заходится кашлем. Библиотека, осеняет его, они в библиотеке, заставленной кроватями.

Кашель не прекращается. Бен вместе с остальными ползет к выходу. Преодолевая боль и скованность, он устремляется вперед, остро чувствуя свои конечности, словно те слегка выбиваются из ритма: одна рука опережает другую, колени перебирают по паркету. В дыму сложно отыскать выход, но люди, совершенно посторонние, взывают к Бену из дверного проема. Чужие люди готовы помочь чужим, от этой мысли на глаза наворачиваются слезы. «Сюда, сюда! – кричат они впотьмах. – Дверь тут!»

Впоследствии многие детали сотрутся из памяти – Бен не вспомнит, как выбрался на лужайку, залитую солнечным светом. Не вспомнит изумленные взгляды, шок от того, что он и еще несколько узников Морфея очнулись. Их ни с кем не перепутаешь – изможденные, в больничных сорочках, у кого-то из вены по-прежнему торчит капельница. Из этого Бен не вспомнит ровным счетом ничего, – наверное, у каждого дня свой лимит воспоминаний. Зато дальнейшее запечатлеется в мельчайших, почти фотографических подробностях.

Женщина, очень похожая на Энни, стоит босиком на траве. Однако Бену хорошо известны игры разума, известно, как тоска по любимым наделяет родными чертами чужое лицо в толпе. Очнувшись, Бен снова обречен страдать по жене.

Но что-то в позе женщины, в слегка сутулых плечах и манере жевать волосы заставляет его насторожиться.

Женщина поворачивается. Виден профиль, горбинка на носу. У Энни такая же, осталась после давнего перелома. Энни… В ночной сорочке и одеяле, наброшенном на плечи. Худая, болезненная, ее слегка покачивает, лицо потемнело от копоти. Однако это действительно она. Энни. Она растерянно щурится. Бодрствующая и невредимая.

В СМИ появляется информация о поджоге. В подвале библиотеки обнаруживают спички и выдранные из книг страницы для растопки. Виновного так и не найдут.

К счастью, многие узники Морфея выжили. Их эвакуировали прямо во сне.

Однако главная новость – четырнадцать человек очнулись и сумели самостоятельно выбраться из здания.

Поразительно, соглашаются все, настоящее чудо. На чудеса всегда большой спрос. Среди уцелевших – супружеская пара, Ромео и Джульетта из Санта-Лоры, как окрестили их некоторые издания взамен настоящих имен: Бен и Энни.

Повезло и одиннадцатилетней девочке – ее вынес на руках отец, который сам недавно очнулся от забытья. Их история широко освещалась в прессе: заметив дым, мужчина ворвался в здание и сумел отыскать дочь – Либби.

Журналисты почти не уделяют внимания погибшим, чье число достигает девяти. Причиной смерти стало отравление угарным газом, кислород постепенно выветрился из крови – раньше подобное считалось причиной неестественно ярких снов.

Среди погибших две медсестры, инфекционист из Центра по контролю заболеваний и декан Колледжа наук и искусств.

Также в списке значится первокурсница из Сан-Диего: Мэй Лью, девятнадцать лет.

Пожарные слишком поздно обнаруживают ее тело в дальнем углу задымленного помещения. Мэй неподвижно лежит под одеялом, раствор из капельницы продолжает вливаться в деревенеющую руку. Она ничего не почувствовала, заверяют ее родителей, ушла не мучаясь, прямо во сне.

Однако подлинной сенсацией становится другая история – людям нравится, когда в минуты опасности их собратья проявляют героическое благородство: первокурсник и наследник крупнейшего фармацевтического концерна «Бейкер и Бейкер» Мэтью Бейкер ворвался в задымленное здание и спас из огня ребенка. С первых полос не сходит рассказ о том, как парень схватил самого юного пациента, кому еще жить и жить, – младенца девяти недель от роду, который мирно спал, завернутый в одеяльце.

История особняком стоит среди прочих, Мэтью становится национальным героем, живым доказательством того, на что способен человек, – кому из нас не по душе незамысловатый мотив?

У Бена и Энни наблюдаются лишь незначительные остаточные симптомы. В ее случае легкая слабость. В его – нарушение периферийного зрения. Вроде бы ничего больше.

Год или два назад – в любой момент прошлого – их воссоединение воспринималось бы иначе – как невероятная удача, как чудо, как воскрешение из мертвых. Однако сейчас они не испытывают радости. Благодарность не охватывает супругов, когда они держатся за руки или склоняют голову друг другу на плечо. Их мысли заняты другим. Они родители, отец и мать. А их ребенок болен.

Самых юных пациентов переводят в студенческую столовую. Именно там после мучительного ожидания, бесконечных звонков и кучи подписанных бумаг Энни и Бен находят свою девочку.

Она лежит в прозрачной пластиковой колыбельке, завернутая в чужое одеяло, крохотный рассудок объят глубоким, непроницаемым сном. В носик заправлен питательный зонд.

– Она так выросла с прошлого раза, – шепчет Энни, глаза у нее постоянно на мокром месте.

Она берет дочку на руки, трубки волочатся следом. Даже во сне малышка кладет головку ей на плечо, словно в мышцах шеи сохранилось генетическое воспоминание о матери.

Им советуют надевать маски и перчатки. Но разве можно в перчатках снимать засохшую корочку с ресниц или увлажнять вазелином сухие потрескавшиеся губки? Супруги ощущают острую потребность дотронуться до ее кожи.

С их последней встречи прошло две недели, и Бен в очередной раз осознает, что дочка жива и дышит исключительно благодаря заботам чужих людей: медсестры в шуршащих комбинезонах опекали ее в отсутствие родителей, незнакомый студент, рискуя собственной жизнью, спас их девочку из огня.

Она могла умереть – эта мысль озаряет каждое мгновение, проведенное рядом с дочерью. События, которые могли случиться, но не случились, важны не меньше свершившихся.

Другие родители склоняются над своими малышами, кто-то, подобно Бену и Энни, сидит на пластиковых стульях у кроваток. Однако большинство детей лежат в одиночестве, на попечении немногочисленных медсестер – они переворачивают их, моют, поправляют зонды, меняют подгузники.

Незадолго до пробуждения Бену приснился сон: они с Энни плывут на каноэ. Солнце светит ей в спину, прикрытую лишь узенькими лямками зеленого купальника. Они заплывают в какую-то бухту. Причаливают у острова, на котором растет единственная сосна. Выбравшись из каноэ, бредут по песчаному пляжу к сосне и там пьют пиво из сумки-холодильника, наблюдая, как лодки скользят по водной глади. Вокруг островка пляшут солнечные зайчики, и Бена затапливает волна неимоверного счастья, надежды и легкости.

Внезапно из проплывающей лодки доносится крик:

– Эй, где ваше каноэ?!

Их «транспорт» отнесло далеко от берега. Наверное, смыло приливом. Они отправляются за каноэ вплавь, хватаются за борта и подбирают качающиеся на волнах весла. И снова сон не похож на все виденные Беном до болезни. Ощущение, будто все происходит наяву, иначе не скажешь. Бена не покидает уверенность, что ему удалось заглянуть в будущее.