Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Айрис говорила ровным спокойным голосом.
– На Земле мы не были знакомы с Эбби. Я не знаю, какой она была там. Мне неизвестно, что она любила пить, как ей нравилось одеваться, пользовалась ли она губной помадой и духами. На Земле люди знают о своих друзьях такие вещи. Они в какой-то степени помогают нам их характеризовать. Ее друзья и родные с Земли могли бы гораздо больше рассказать о том, что ей нравилось. Им, как и многим из наших близких, было нелегко смириться с желанием Эбби попасть сюда. Разве можно их за это винить? Это было сумасшедшее решение. Но тогда оно казалось прямой дорогой к необыкновенной жизни.
Айрис заметила, что некоторые кивают, и услышала одобрительные возгласы.
– Я знаю, чего Эбби не хватало. Мне недостает тех же вещей. Того, что мы не ценили: солнечного света, плаванья в воде, застолий с друзьями. Мы часто не видели всего этого на фоне остального, что происходило на Земле. Наверное, поэтому Эбби и покинула Центр. Она очень скучала по Земле.
Вдруг Айрис оглушил пронзительный громкий звук, раздавшийся в зале. Она не сразу сообразила, что он звенит у нее в голове.
– Ты прекрасно справляешься, – шепнула мать.
Айрис кивнула.
– Сейчас Джона прочитает молитву по Эбби. Молитва называется Кадиш.
В напряженной тишине она сошла с подиума, и на ее место поднялся Джона.
– Привет всем, – обратился он к залу и, достав серый лоскут – круг, вырезанный из фуфайки, – покрыл им свою голову.
– Я не делал этого очень давно, так что могу забыть некоторые слова. Нет, я обязательно их забуду. Когда я замолчу и кивну головой, вы, пожалуйста, говорите: «Аминь». Я знаю, что большинство из вас – не евреи или не верят в Бога, но все равно, если можете, говорите.
Сама Эбби оставила веру давно, еще на Земле. Но это не имело значения. Она хотела бы, чтобы все происходило именно так. Высокий звук в голове Айрис сменился низким гулом, похожим на шум кондиционера во «Фридом энд Ко». Айрис вспомнила свой письменный стол со стопками бумаги, вспомнила Эдди с его голубыми глазами и озорной улыбкой. Плохие воспоминания с годами почти полностью стерлись. Тогда жизнь была и проще, и одновременно сложнее, а будущее неизвестно. Как там Эдди?
– Слушай, – вернула ее в настоящее мать, будто прочитав ее мысли. Она держала Айрис за руку.
Конечно, она читает мои мысли, сообразила Айрис. Она ведь моя галлюцинация.
Джона сделал вдох и нетвердым голосом запел в минорной тональности:
Yitgadal v’yitkadash sh’mei raba.
B’alma di v’ra chirutei,
v’yamlich malchutei —
– Э-э, одну секунду, – остановился он. – Ах да.
– b’chayeichon uv’yomeichon
uv’chayei d’chol beit Yisrael,
baagala uviz’man kariv. V’im’ru —
Джона умолк и кивнул головой. Его раскрасневшееся лицо было в испарине – так старался он ничего не забыть.
Человек тридцать ответили: «Аминь».
Y’hei sh’mei raba m’varach
l’alam ul’almei almaya.
Yitbarach v’yishtabach v’yitpaar
v’yitromam v’yitnasei,
v’yit’hadar v’yitaleh v’yit’halal…
Для Айрис все это звучало абракадаброй, древней абракадаброй ее давно потерянного отца. Ей вспомнилась Молитва Господня, которую в школе они учили наизусть. Она не верила ни одному слову, но всегда любила ее повторять.
– Э-э… – Джона, глядя в пол, крутил головой из стороны в сторону, тщетно пытаясь выудить из памяти нужные слова. Тогда он пропустил несколько строчек, но никто этого не заметил. Со лба у него капал пот. – Ладно, – сказал он и продолжил петь:
Oseh shalom bimromav,
Hu yaaseh shalom aleinu,
v’al kol Yisrael. V’im’ru —
Он умолк и кивнул головой. Все произнесли: «Аминь».
36
Упоение надвигающейся смертью
Айрис лежала в постели. В животе урчало. Порции еды уменьшались с каждым днем. Лучше уж питаться одним воздухом. От голода ею владело чувство грусти и беспомощности, но в то же время радостного возбуждения. Она вспомнила, что за несколько лет до того, как покинуть Землю, следила в сети за поветрием, охватившим молодых привлекательных женщин. Они постили фотки, на которых, стройные и довольные собой, готовили из разноцветных экзотических продуктов низкокалорийные блюда. Такими, наверное, они себя и чувствовали: стройными, безгрешными и беззаботными. В свои двадцать с небольшим Айрис часами рассматривала их, нажимая большим пальцем на хештеги #чистоепитание, #зож, #ням. Она считала их безнадежными дурами, но хотела понять, действительно ли они чище душой, чем она. Сейчас она сама достигла прозрачной чистоты. Как сосулька. Как мученица. Упоение близкой смертью – наверное, именно это и чувствовали те женщины.
Но стоило Айрис вспомнить о ребенке, мысли о мученичестве испарились. Это не конец. Усилием воли она встала с постели и направилась в кафетерий.
Как жаль, что нельзя поговорить с Моной, хотя бы раз.
Уборщицы работали молча, отдавая дань уважения Эбби.
– Ты сказала необыкновенную речь, – прервала молчание Стелла, обращаясь к Айрис. – А молитва! Я ничего не поняла, но слушала с удовольствием.
– Да, правда. – У Айрис урчало в животе. За завтраком она не наелась. Сунув руку под фуфайку, она помассировала живот, надеясь ослабить чувство голода. Живот у нее стал круглый и твердый, как мячик, но его легко было прятать. Она научилась ходить, чуть ссутулившись, чтобы он не выпирал. А может, все уже заметили, но ничего не говорили.
– Есть хочешь? – догадалась Стелла.
– Да.
– И я.
После убогого обеда Айрис снова легла в постель. Острое чувство голода временно притупилось, но в желудке зияла пустота. Она оплакала Элиаса, оплакала призрак матери, но еще не оплакала Эбби. В ее смерть не верилось, как будто подруга просто уехала в отпуск. «Доступ к электронной почте ограниченный, но, если дело срочное, можете послать мне сообщение!» Айрис взяла коробку с прахом Эбби, встряхнула ее и стала слушать, как шуршат, подобно сахарному песку, останки подруги.
– Это ты? – спросила она. – По звуку на тебя совсем не похоже.
Она сделала снимок свадебной фотографии Эбби и написала:
В память о нашем дорогом друге Эбигейл Джонсон, запечатленной здесь в