— Мне кажется, будто сегодняшнее утро было несколько лет назад, — сказала Сара.

— Угу…

— И какие ты задал вопросы и получил ответы?

— Вопросы: рассказывал ли Дональд Хадсону про свое вино в подвале, говорил ли он то же самое Уэксфорду и не Хадсон ли предложил Дональду пойти вместе с Региной посмотреть на Маннинга в Художественном центре. Ответы: «Да, конечно», «Нет, с какой стати» и просто «Да».

Они молча обдумывали услышанное. Потом Джик бросил монету в прорезь комнатного рефрижератора и получил еще банку пива.

— А что дальше? — спросила Сара.

— Мельбурнская полиция заявила, что у меня нет доказательств. Вот если бы удалось их получить, тогда бы они занялись Хадсоном всерьез. Пришлось забросить приманку в виде картин… У полиции это получилось блестяще.

— Как, как им это удалось?

— Дали возможность Уэксфорду «случайно» послушать обрывки информации из нескольких отелей о необычных вещах, хранящихся в их камерах хранения, в том числе и о картинах в «Хилтоне». После нашего прибытия ему предоставился случай воспользоваться телефоном, когда, как он предполагал, никто его не подслушивал. И он позвонил Хадсону и все передал ему. Тогда тот сам составил письмо от моего имени и отправился в отель за картинами.

— Он, видимо, свихнулся?

— Просто дурак. Правда, он считал, что меня уже нет в живых… и не подозревал, что за ним следят. Ему и в голову не пришло, что полиция может подслушать звонок Уэксфорда… Фрост заверил меня, будто Уэксфорд считал, что пользуется обычным аппаратом из обычной телефонной будки…

— Но это же подло, — решила Сара.

Я снова зевнул, прикрываясь ладонью.

— Чтобы поймать подлеца, иногда приходится прибегать к ответной подлости.

— Кто бы мог подумать, что Хадсон окажется таким негодяем? — произнесла она. — Он так… так хорошо держался! Кто бы мог подумать, что под доброжелательной, сердечной внешностью люди способны скрывать такую страшную жестокость? Неужели такое вообще возможно?

— А что, по-твоему мнению, я рисую? — Джик встал со своего места и потянул за собой Сару. — Вазы с цветочками? — Он перевел взгляд на меня. — Лошадей?

На следующее утро мы попрощались в Мельбурнском аэропорте, в котором, казалось, провели немалую часть жизни.

— Как-то странно, что мы расстаемся, — сказала Сара. — Ты вошел в нашу жизнь…

— Я еще как-нибудь приеду к вам.

Они молча кивнули.

— Ну… — Мы, не сговариваясь, посмотрели на часы.

Это было похоже на все расставания, когда многого не скажешь. Мы по глазам друг друга видели, что скоро будем с грустью вспоминать эти десять дней. Как то, что мы делали во время нашей сумасбродной юности. Как нечто далекое.

— Ты взялся бы за все снова? — вдруг спросил Джик.

Без всякой связи я подумал о военных летчиках, которым посчастливилось выжить и которые вспоминают события сорокалетней давности. Стоила ли победа пролитой крови, труда и постоянного риска сложить голову? Жалеют ли они о прошлом?

Я улыбнулся. Для меня не имело значения то, что будет через сорок лет. То, что будущее сделает с прошлым, — это его собственная трагедия. Гораздо важнее другое — то, что мы делаем сегодня.

— Наверное, взялся бы!

Я наклонился и поцеловал Сару, жену моего старого друга.

— Эй! — громко сказал он. — Найди себе собственную!

Мейзи увидела меня прежде, чем я заметил ее, и устремилась навстречу большой ярко-красной птицей, распростершей крылья.

Понедельник. Время ленча. Вулверхемптонские скачки. Холодно, и моросит дождь.

— Привет, дорогой, я так рада, что вы вернулись! Как долетели? Это же не ближний свет, а? Да еще на такой реактивной штуке! — Она похлопала меня по руке, зорко вглядываясь в лицо. — Вам, сдается, солоно пришлось, дорогой. Вы не обижаетесь на меня за такие слова? Вам не удалось загореть. А ужасные раны на руке, наверное, очень вам досаждают, да и ходите вы как-то слишком уж осторожно…

Она замолчала, чтобы взглянуть, как мимо нас на старт проходит группа жокеев. Яркие камзолы на фоне прозрачного серого тумана. Тема картин Маннинга.

— Вы поставили на кого-нибудь, дорогой? Вам не холодно? Я считаю, что джинсы не годятся зимой, потому что они все-таки из хлопка, дорогой, не забывайте. А как вам жилось в Австралии? То есть удалось найти что-нибудь интересное?

— О, мне придется долго рассказывать.

— Тогда пойдемте в бар. Вы не против?

Она заказала большие порции бренди с имбирным элем и устроилась за маленьким столиком. В ее добрых глазах появилось выражение тревоги и ожидания.

Я рассказал ей про организацию Хадсона, Мельбурнскую галерею и про список иностранных покупателей.

— И я была в том списке?

— Конечно, — ответил я.

— И вы передали его полиции? — встревожилась она.

— Успокойтесь, Мейзи, — усмехнулся я. — Ваша фамилия была уже вычеркнута. А я зачеркнул ее еще раз основательно. Теперь ее никто не прочтет, особенно на копии.

Она широко улыбнулась.

— А вас не назовешь дураком, дорогой! Тут я был не очень убежден.

— Но боюсь, что девять тысяч фунтов вы потеряли окончательно.

— О да, дорогой, — заявила она бодро. — Так мне и надо за попытку обмануть таможню, хотя, если говорить искренне, дорогой, при подобных обстоятельствах я, пожалуй, снова сделала бы то же самое, потому что налоги, дорогой, выводят меня из себя. Но я так рада, дорогой, что они не постучат в мою дверь или, вернее, к моей Бетти, потому что я, разумеется, живу у нее, как вас, наверное, уведомили уже в «Бич-отеле», пока мой дом не будет готов.

— Какой дом?

— Да, дорогой, я решила не восстанавливать усадьбу в Уортинге, потому что без тех вещей, которые мы покупали вместе с Арчи, она уже никогда не будет такой, как раньше. Так вот, я продаю участок за немалые деньги, дорогой, а себе подобрала хорошее местечко по дороге с ипподрома в Сандаунском заповеднике.

— И вы уже не собираетесь в Австралию?

— Нет, дорогой. Австралия слишком далеко. Понимаете, дорогой, далеко от Арчи…

Я понимал. Мне очень нравилась Мейзи.

— Боюсь, что я потратил все ваши деньги.

Она улыбнулась, склонив голову набок и гладя сумочку.

— Пустое, дорогой. Значит, вы нарисуете две картины. На одной меня, а на другой мой новый дом…

После третьего заезда я ушел, сел на поезд до Шрузбери, а оттуда автобусом добрался до официальной обители Фроста.

Он сидел в кабинете, с головой погрузившись в какие-то бумаги. Присутствовал также начальник отдела старший инспектор Уолл, который в свое время так потрепал нервы Дональду. Его я видел впервые. Мы довольно холодно пожали руки друг другу. Глаза Уолла скользнули по моей куртке, джинсам и бутсам, не изменив своего выражения. Мне предложили стул из пластика.