* * *

Мэри прошла прямо к себе и заперла дверь. А, это Тиззи зовет меня пить чай. Интересно, какой заварили сегодня? Индийский или китайский? До чего мне нравится звяканье ложечки о чашку! Нравится проводить по краям чашки кончиками пальцев.

В дверь постучали. Мэри прижалась к филенке и ощутила щекой прохладу дерева.

— Сию минуту иду, Тиззи.

— Живее, мисс Лэм, не то остынет.

— Нет-нет. Не успеет.

Дождавшись, пока Тиззи спустилась вниз, Мэри отперла дверь, тихонько прикрыла ее за собой и напряженно прислушалась.

Полминуты спустя она вошла в кухню. Миссис Лэм повязывала мужу на шею салфетку.

— Садись, Мэри, пей чай. Я поражаюсь: ты живешь в доме столько лет и до сих пор опаздываешь к столу. В чем дело? Ты нездорова? Что это такое?

Не сводя с матери остановившегося взгляда, Мэри молча открывала и закрывала рот, будто внезапно лишилась дара речи.

Раздался долгий низкий вой — это застонал мистер Лэм. Мэри подняла чайник перед собой, словно обороняясь:

— А ты не видишь, что это такое? — сказала она, обращаясь к отцу.

— Это чайник, Мэри. — Миссис Лэм подошла к дочери и ухватила ее за запястья. — Поставь его. Сейчас же поставь.

После непродолжительной борьбы чайник упал на стол, расплескав по темной столешнице кипяток с разопревшими листьями. Мэри схватила длинную вилку, на которой в пламени камина обжаривали лепешки, и вонзила ее в шею матери. Миссис Лэм без единого звука рухнула на пол. В эту минуту в кухню вошел Чарльз.

— Buon giorno! — весело произнес он.

Дорогой мой де Куинси!

Вы, конечно, уже наслышаны об ужасных несчастьях, постигших нашу семью. В минутном умопомешательстве моя милая, бедная, нежно любимая сестра своими руками умертвила собственную мать. Сейчас Мэри находится в лечебнице для душевнобольных, оттуда, боюсь, ее переведут в тюрьму и — упаси боже — на виселицу. Меня Господь не лишил рассудка — я ем, пью, сплю и, как мне представляется, еще сохраняю способность судить о вещах здраво. Мой отец, естественно, впал в еще большее слабоумие, и теперь на меня легли заботы о нем и о нашей служанке. Слава богу, я совершенно спокоен, невозмутим и в состоянии справляться с выпавшими на мою долю обязанностями. Напишите мне, пусть письмо ваше изобилует выдержками из Священного Писания, — но ни словом не упоминайте того, что прошло навсегда. Я верю, что «прежнее прошло»,[123]и мне есть чем заняться помимо душевных терзаний. Даже не думайте приезжать ко мне, я вам запрещаю! Пишите. А вздумаете приехать, я к вам не выйду. Благослови Господь вас — и всех нас.

Ч. Лэм.

Когда охватившие де Куинси изумление и испуг отступили, он, не раздеваясь, лег на кровать и уставился в потолок.

— Какой замечательный сюжет! — вдруг вырвалось у него.

* * *

Неделю спустя на втором этаже дома на Холборн-пассидж, прямо над пивным залом, собрались на следственное заседание коронер и присяжные. Чарльз приехал заранее и сел в первом ряду. Зал быстро заполнился окрестными жителями и праздными зеваками: им страсть как хотелось поглазеть на ту, которую в «Вестминстер газетт» назвали «несчастной молодой женщиной». Такого убийства в Холборне еще не бывало.

Мэри привезли на заседание прямо из частной психиатрической лечебницы в Хокстоне, сопровождали ее судебный пристав с помощником и врач лечебницы. Удрученный вид и покорность, с которой она выполняла распоряжения пристава и врача, вызвали всеобщее сочувствие. Присяжным описали в хронологическом порядке происшедшие события, после чего коронер допросил Филипа Гертина, врача лечебницы для умалишенных. Тот показал, что трижды в разное время обследовал указанную молодую женщину и пришел к заключению, что она не в своем уме. Он пояснил присяжным, что причиною душевного расстройства явилась ее «чрезмерная чувствительность», нервы ее расшатались из-за «изнурительного груза многочисленных домашних обязанностей». Имя Уильяма Айрленда упомянуто не было.

— А судебное разбирательство она выдержит? — спросил коронер.

— Наверняка нет, сэр. Такое испытание ей совершенно не по силам. Она лишь глубже погрузится в свое безумие, и вывести ее из этого состояния будет весьма затруднительно.

Все заседание Мэри просидела, сложив руки на коленях. Время от времени она посматривала на Чарльза, но без всякого выражения.

— В таком случае что вы предлагаете, доктор Гертин?

— Считаю, что наилучшим выходом было бы вернуть несчастную в лечебницу, под мой присмотр. Едва ли она представляет опасность для окружающих; тем не менее я считаю, что она нуждается в строгом и длительном надзоре — на столько времени, сколько потребуется.

— По какой причине?

— Она может представлять опасность для самой себя.

* * *

Присяжные согласились с заключением врача. Мэри освободили, передав под опеку Филипа Гертина, но — как положено, когда следствие проводят коронер и присяжные, — руки ей прикрутили к бокам кожаным ремнем.

Когда Чарльз вышел из зала, его охватил страх, что он больше никогда не увидит сестру вне стен сумасшедшего дома. Уже подходя к Лейстолл-стрит, он обнаружил, что горько плачет.

* * *

Опасения Чарльза оказались, впрочем, безосновательными. Благодаря стараниям Филипа Гертина к Мэри стал возвращаться рассудок. Доктор читал ей вслух отрывки из произведений Гиббона[124]и Тиндела;[125]в такие минуты Мэри чудилось, что она вновь беседует с братом. Доктор также играл с нею в карты, главным образом в криббидж и примеро, чтобы проверить не только ее умение схватывать смысл литературного текста, но и способность к устному счету. Она уже обсуждала с ним поэмы Гомера и с огромным удовольствием цитировала Шекспира. Доктор Гертин запретил Чарльзу посещать сестру, опасаясь, что ее начнут терзать мучительные воспоминания; однако по прошествии трех месяцев он сам предложил Чарльзу приехать в лечебницу. Окна кабинета доктора выходили в сад, где сидели пациенты, в том числе и Мэри.

— Я только что из Министерства внутренних дел, — сообщил Гертин, — встречался с главным инспектором заведений для душевнобольных, имел с ним беседу касательно вашей сестры. Он согласился со мной, что ее можно без боязни препоручить вам, но при условии, что вы возьмете на себя обязательство заботиться о Мэри до конца ее дней.

— Разумеется. Это самое меньшее…