— Я убью тебя, Мшика! Ты опять со своими пожирателями падали нарушил границу!

— Ты лжешь, Чака! Эта земля всегда была моей.

— Я убью тебя!

Выкрикнув эти слова, Чака высоко подпрыгнул и нанес сокрушительный удар. Если бы дубинка достигла цели, то Мшике, несомненно, не поздоровилось бы, но он успел увернуться и обрушить на Чаку ответный удар. Последовал молниеносный обмен выпадами, но дубинки лишь сотрясали воздух, и рабовладельцы перешли к ближнему бою. Вцепившись друг в друга, они катались по земле, рычали, хрипели и обменивались ругательствами, тяжелые дубинки были отброшены, в ход пошли ножи и колени. Только сейчас Язон понял, для чего над коленями Чаки были пришиты длинные острые клыки.

Схватка была не на жизнь, а на смерть. Земля вокруг была усеяна клочьями одежды, обломками оружия, звериными клыками… Равнина оглашалась воем и отборной бранью.

Одно время Язону казалось, что дело идет к ничьей: соперники, переводя дыхание, остановились было, но тут же с удвоенной энергией снова ринулись в бой. Чака воткнул свой нож в землю и при очередном кувырке схватил его рукоятку зубами. Удерживая руки противника и вращая головой, он искал слабое место в доспехах Мшики.

Мшика закричал и отчаянным усилием вырвался из цепких объятий. Кровь сбегала по его рукам и капала с кончиков пальцев, орошая песок.

Чака прыгнул, пытаясь его удержать, но Мшике удалось вывернуться. Убегая, он пытался подобрать разбросанное на земле оружие. Чака рванулся было в погоню, но остановился и принялся размахивать руками, выкрикивая проклятия в адрес труса, не забывая тем не менее отдавать должное своей силе и ловкости.

Язон, пользуясь моментом, подобрал валявшийся на земле рог какого-то животного.

Как только Мшика скрылся из виду, Чака внимательно осмотрел поле битвы и собрал все, что только напоминало оружие. Затем он призвал рабов и приказал раздать вечернюю порцию креноджей, хотя до очередной трапезы оставалось еще несколько часов.

Язон сидел на камне и машинально грыз свой корень. Рядом с ним ритмично двигались плечи Айджейл, она вычесывала верных спутников — насекомых.

От вшей не было никакого спасения. Язон заполучил свою долю паразитов и тоже усиленно скреб ногтями. Этот очередной приступ чесотки вывел его из себя.

— Хватит! Я достаточно послужил, — сказал он, вскакивая на ноги. — Покажи мне кратчайший путь к дзертаноджам.

— Путь займет два дня. А как ты убьешь Чаку?

— Зачем мне его убивать? — Язон пожал плечами. — Я и так слишком задержался. Надо уважать законы гостеприимства.

— Если ты его не убьешь, убьют тебя.

— Как он сможет меня убить, если меня здесь не будет?

— Любой сможет тебя убить. Беглых рабов всегда убивают. Таков закон.

Язон сел, откусил кусок креноджа и призадумался.

— Ты говоришь, что мне надо убить Чаку? Но я не желаю его смерти. Пусть он даже снял с меня башмаки… Я не понимаю, что даст это убийство?

— Ты глуп. Если ты его убьешь, то сам станешь новым Чакой. И сможешь делать все, что захочешь.

Лишь после этих слов структура социального устройства общества с полной ясностью встала перед Язоном. До этого он видел только рабов и рабовладельцев и ошибочно поделил их на классы. В действительности это оказался один класс с варварским законом. Язон обязан был догадаться об этом раньше, ведь он и прежде обращал внимание, как Чака не подпускал к себе никого на достаточно близкое расстояние, как он каждую ночь исчезал в неизвестном направлении…

Да, перед Язоном было общество, живущее по закону свободной инициативы, доведенному до крайности, до абсурда. Каждый сам за себя. Все против одного. Общество, где твое положение определяется силой мышц и быстротой реакции. А кто, оставаясь в одиночестве, ставил себя вне закона, тот становился врагом и мог быть убит первым встречным. Так что, если Язон желает стать свободным, он должен убить Чаку. И как бы он этому ни противился, необходимость вынуждала его пойти на этот шаг.

Вечером Язон проследил за Чакой и заметил направление, в котором тот скрылся. Конечно, это мало что даст: хозяин непременно станет петлять и всячески заметать следы за собой, прежде чем укроется на ночь в своем убежище. Но Язон настроился на то, что все равно сумеет его отыскать.

Нет, у Язона никогда не было тяги к ночным убийствам, он всегда считал, что убийство спящего — подлость и трусость. Но особые ситуации требуют особых решений. Он не пара вооруженному, натренированному в открытых схватках человеку. Выбора не было.

Язон осторожно выскользнул из-под шкур и молча побрел среди спящих аборигенов. Он видел, как в звездном свете сверкнули глаза Айджейл, она все поняла, но не шелохнулась и не сказала ему ни слова.

Разыскать Чаку в сумраке ночи было непросто. Язон решил продвигаться по спирали, постепенно удаляясь от лагеря. Местность была изрезана оврагами и ущельями, и все их следовало осмотреть.

То, что Чака принял особые меры предосторожности, опасаясь ночных искателей приключений, стало ясно, как только Язон услышал звон колокольчика. Это был слабый, едва различимый звук, но он заставил Язона вздрогнуть и замереть. Он сделал шаг назад, колокольчик зазвонил снова, и в это мгновение показался Чака. В воздухе просвистела дубинка. Каким-то чудом Язону удалось увернуться от удара, и, не теряя ни секунды, он что есть силы рванул вниз по склону оврага. Ноги скользили по осыпающимся камням. Только бы не упасть. Падение — смерть. И Язон бежал сломя голову, ибо ничего другого не оставалось — тяжело вооруженный Чака хрипел за спиной, но постепенно топот его ног становился все тише и затем совсем заглох.

Сделав огромный крюк, Язон вернулся на исходную позицию. Дрожа от холода и перенапряжения, он нырнул обратно под шкуры, надеясь, что, может быть, Чака не узнал его в темноте.

Чака появился, когда взошло солнце. Его трясло от гнева.

— Кто это был? — рычал он. — Кто приходил ко мне ночью? — Чака подходил все ближе и ближе к тому месту, где лежал Язон, бросая направо и налево свирепые взгляды.

Пятеро рабов молча указали на Язона. Айджейл задрожала и поспешила отодвинуться от него.

Проклиная предателей, Язон вскочил и пустился прочь от взметнувшейся вслед дубинки. В руке он крепко сжимал заостренный рог, прекрасно понимая, что вряд ли тот поможет в открытой схватке. Какой-то раб попытался подставить ногу. Все были против него! Все были против всех, и никто не мог чувствовать себя в безопасности.

Цепляясь за стебли жесткой травы, Язон взобрался на вершину высокого холма, набрал горсть песка и бросил в лицо хозяину, надеясь ослепить его, но вынужден был снова бежать дальше: Чака доставал самострел.

Рабы остались далеко позади, когда Язон, спускаясь по скалистому склону, внезапно развернулся. Чака не ожидал этого, он занес над головой дубинку, но Язон нырнул под удар и, используя инерцию тела Чаки, перехватил его руку и бросил противника на камни — Пирр не прошел для Язона впустую. Прежде чем Чака достиг земли, Язон уже сидел на его спине, ухватившись за подбородок хозяина. Поранив палец об усеянное клыками ожерелье, Язон рванул грязную бороду. Голова Чаки откинулась назад, и Язон всадил рог в приоткрывшееся на миг горло. Чака в последний раз дернулся под ним и успокоился навсегда.