Томас пригнулся, пряча лицо. Его накрыло ревом, обдало жаром. Затем воздух стал холодным. Донесся чей-то крик.

Все произошло так быстро, что он не успел отреагировать. Понял только, что в самолет попала ракета, но, что это означало — до него еще не дошло.

Он вытаращил глаза. Самолет, развалившийся на три части, летел по небу справа от него. Носовая и хвостовая секции отставали от средней, которую с ревом уносили вперед уцелевшие моторы.

Томас висел в воздухе, пристегнутый к сиденью. Кажется, он еще не падал. Видимо, его выбросило из самолета, когда отвалился хвост, и он еще летел — по инерции.

Деревья, однако, были почти в трех тысячах футов под ним, а свободный полет не мог длиться вечно…

Тут он понял, что уже падает. Как камень.

Секунды на три, охваченный паникой, он оцепенел. Его привел в себя грохот, донесшийся справа. Центральная секция фюзеляжа врезалась в землю, и в небо взвился гигантский столб огня. Остаться кому-то в живых при таком ударе было невозможно.

Томас потянулся, чтобы отстегнуть ремни, но сиденье перевернулось в воздухе вместе с ним. Кое-как ему все же удалось сделать это, и он перекатился направо, борясь с инстинктивным желанием остаться в сомнительной безопасности металлического каркаса.

Две тысячи футов.

Сиденье куда-то унесло, и теперь он падал без него. Прыжками с эластичным канатом Томасу случалось развлекаться, но парашюта он до сегодняшнего дня даже не надевал ни разу, и уж тем более с ним не прыгал.

Носовая и хвостовая секции тоже рухнули в гущу деревьев. Без взрыва.

Тысяча футов.

Он схватился за вытяжной тросик и дернул. Парашют вылетел и с хлопком раскрылся. Ремни снаряжения сдавили грудь. Томас задохнулся на миг, потом втянул полные легкие воздуха. Шлема на нем уже не было — потерял.

Зеленое море внизу стремительно приблизилось. Раздался громкий треск, и он испугался, было, что сломал ногу, но это треснула ветка. И отломилась.

Земли сквозь листву было не видать. Ударившись ботинками в твердь, он упал и тяжело перекатился. Слишком тяжело. Стукнулся о дерево, сжался в комок возле выпирающих из-под земли корней, задыхаясь и ничего не соображая.

Птичье верещанье. Попугай. Нет, не попугай. На дереве неподалеку — длинноклювая черная птица, протестует против внезапного вторжения.

Живой.

Он застонал, сделал несколько глубоких вдохов. Подвигал ногами. Вроде целы. А вдруг он сейчас на самом деле без сознания и находится в пустыне?

Кое-как он поднялся на ноги. В голове постепенно прояснилось. Кругом кусты и тростник, ручей в тридцати ярдах. На берегу — огромное бревно.

Томас освободился от парашютной сбруи, проверил кости. Руки-ноги в синяках, но серьезных повреждений нет. Единственное оставшееся оружие — нож, пристегнутый к поясу.

Несколькими милями выше по склону в небо поднимался дым. Томас схватился за рацию, включил ее:

— Ответьте, ответьте. Кто-нибудь, ответьте!

Но рация лишь глухо шипела. Он попытался дозваться еще раз, но безуспешно. Передатчик словно умер. Впрочем, судя по тому, что он видел, все, кто мог ему ответить, умерли. Его вдруг замутило. Может, кому-то все же повезло, как ему… но нет, вроде бы из самолета больше никто не выпал. Томас двинулся к берегу ручья, перепрыгнул через бревно и ушел по щиколотку в топкую грязь.

Не спеши, не спеши. Думай!

Он огляделся по сторонам. Если память не подводит, ракету выпустили из точки примерно в середине восточного склона. Нужно добраться до обломков самолета. Выжившие. Оружие. Рация. Все, что может пригодиться. Желательно успеть до темноты. Пусть тело у него не такое, как у Томаса Хантера из другого мира, но ведь разум тот же! Бывал он в переделках и похуже. Гораздо хуже — не далее как вчера, в кольце ассасинов на расстоянии броска ножа от его горла.

Он углубился в джунгли, под плотный купол, не пропускающий солнца, направляясь туда, где клубился дым. Уцелевшие — не главное, у него сейчас есть цели поважнее, сколь бы бесчеловечным это ни казалось. Он должен найти Монику, любой ценой, даже если в цену эту входит гибель двадцати человек.

Стиснув зубы, он зарычал, борясь с желанием свернуть направо, к месту, откуда выпустили ракету. И не свернул.

Там наверняка видели раскрывшийся парашют. К его появлению готовы.

И на этот раз ему не увернуться от пули. Идти туда надо с чем-то посолидней, чем нож.

Карлос поднял рацию.

— Далеко?

— В ста метрах. Вверх по ручью, — ответил тихий голос. — Стрелять?

— Только если уверен, что попадешь ниже шеи. Это точно он?

Пауза.

— Точно.

— Помни, он мне нужен живым.

— И дротиком со снотворным можно убить, если попасть человеку в голову.

Карлос выжидал. За Хантером следили с момента его приземления. Крушение пережили еще четверо: двоих, как и его, выбросило из самолета; еще двое, с переломанными костями, истекали кровью возле обломков. Жить им оставалось недолго.

Если помощник не выстрелит сейчас, Хантера возьмут на месте крушения. Еще раз сбежать Карлос ему не позволит.

— Как дела? — Свенсон, по другой рации.

Карлос включил передатчик:

— Мы его видим.

— Значит, выжил.

— Да.

— Цел?

— Да.

— Пусть таким и останется.

— Да.

Дуй сюда и сам следи за его целостью, бездельник хренов! Разумеется, никто его не тронет. Пока он сам не нарвется…

— Мишень поражена, — прохрипела первая рация.

Карлос подождал, не сомневаясь, что услышит сейчас другое сообщение. Мишень вскочила и убегает.

Но ничего подобного не услышал:

— Все еще лежит?

— Лежит.

— Наручники. И поскорее! Боюсь, лежать он будет недолго.

Моника очнулась от тревожного сна.

Ей приснился грохот. Ужасающий грохот — небеса рушились на землю в ознаменование конца света. Люди, плача, взывали к огромному лицу в облаках — лицу Бога. Молили о герое, который спас бы их от столь кошмарного и несправедливого поворота событий. Просили избавления. И Бог сжалился. Он указал на женщину с длинными темными волосами, по имени Моника. Ту, которая сперва создала штамм Рейзон. Ту, которая могла теперь его усмирить.

Лежа на матрасе, Моника тяжело вздохнула. Не так все просто. «Избавление» сейчас — в руках Свенсона.

В замке повернули ключ, скрипнула дверь.

Она закрыла глаза. Еще неприятней, чем сидеть взаперти в этой белой комнатке, ей было видеть Свенсона. Или того типа с восточной внешностью, благоухавшего как парфюмерная лавка. Карлоса.