Томас подошёл и наклонился над плечом Стража. В просторном сундуке помещалось четыре стопки карт, и все четыре доходили до самого верха. Верхние листы были очень похожи друг на друга: почти полную поверхность каждого занимал грубый набросок одной квадратной секции Лабиринта. В правом верхнем углу значилось: Секция 8, Хэнк, затем следовало слово День, сопровождаемое числом. Самая поздняя дата — День 749.

— Что стены движутся, мы выяснили почти сразу же, в самом начале, — продолжал Минхо. — А выяснив, начали отслеживать это дело. Предположили, что если сравнивать день с днём, неделю с неделей, то это поможет выявить закономерность. И так оно и случилось — лабиринты, в сущности, повторяют свой узор примерно каждый месяц. Но увидеть выход, ведущий из секции наружу, нам так и не удаётся. Его нет. Никогда и нигде не возникал.

— Два года прошло, а результата — нуль. Вам с отчаяния не приходило в голову остаться снаружи на ночь — а вдруг что-то откроется в процессе движения стен?

Минхо сверкнул на него глазами:

— Чувак, а ведь это оскорбление. На полном серьёзе.

— Что? — Томас смутился, он вовсе не имел в виду ничего такого.

— Что-что! Мы себе жопы рвём уже два года, а тут появляется умник вроде тебя и спрашивает, почему это мы, чёртовы кисейные барышни, не останемся в Лабиринте на ночь! Кое-кто пробовал, да только вернулись они в виде хладных трупиков. Хочешь ещё одну ночку с гриверами? Понравилось испытывать удачу, да?

Томас покраснел от стыда.

— Нет. Извини. — Внезапно у него появилось чувство, что он — куча плюка. Никаких сомнений — сам он, безусловно, предпочёл бы вернуться целым и невредимым под защиту стен Приюта. От одной только мысли о встрече с чудовищами его бросило в дрожь.

— Дошло. Ладно. — Минхо, к великом у облегчению Томаса, вернулся к картам в сундуке. — Жизнь в Приюте, может, и не сахар, но она, по крайней мере, безопасна. Жратвы вдоволь, стены защищают от гриверов. Просить Бегунов остаться снаружи — мы что, звери? Да ни в жизнь! Во всяком случае, не сейчас. Вот если в этих закономерностях выявится что-то такое, что сможет указать выход, хоть он, может, откроется только на несколько минут — тогда...

— Ну и как, есть какой-нибудь прогресс?

Минхо пожал плечами.

— А кто его знает. Биться головой о стенку, конечно, радости мало, но что ещё мы можем сделать? А вдруг мы пропустим день, а в этот самый день выход и откроется? Нам нельзя сдаваться. И мы не сдадимся. Никогда.

Томас кивнул: вот это правильная позиция. Как бы плохо ни обстояли дела, если махнуть рукой на попытки вырваться, сделается только хуже.

Минхо вынул из сундука несколько листов — карты последних нескольких дней. Перебирая их, он разъяснял:

— Мы сравниваем день с днём, неделю с неделей, месяц с месяцем — ну, я уже говорил. Каждый Бегун отвечает за карту своей секции. Если честно, то мы ни черта не выяснили. А если ещё честнее — мы даже не знаем, что ищем. Хрень полная, чувак. Самая что ни на есть хреновая хрень.

— Но мы не оставим попыток. — Томас сказал это без всякой аффектации, просто констатируя факт, полностью соглашаясь со словами Стража несколькими минутами раньше. Он сказал «мы» чисто автоматически и тогда понял, что теперь он по-настоящему стал частью Приюта.

— В самую точку, братан. Мы не оставим попыток. — Минхо аккуратно уложил листы на место, закрыл крышку и выпрямился. — Ладно, засиделись мы здесь, так что ноги в руки — и вперёд! Первые несколько дней ты только будешь следовать за мной. Готов?

Томас почувствовал, как натянулись нервы, как защекотало в животе. Разговоры и размышления кончились, начинались настоящие, серьёзные испытания.

— Э-э... ага.

— Что ещё за «э», шенк? Ты готов или нет?

Томас твёрдо выдержал неожиданно посуровевший взгляд Минхо.

— Готов.

— Понеслись.

И они побежали — через Западную дверь, в секцию 8. Коридор следовал за коридором, проход за проходом. Томас держался рядом с Минхо, а тот поворачивал влево и вправо на полном ходу, похоже, ни на секунду не задумываясь. В ясном сиянии раннего утра все детали представали ярко и отчётливо: плющ на щелеватых стенах, каменные блоки пола... Хотя до полудня солнцу ещё предстояло ползти и ползти по небосклону, света было вполне достаточно. Томас старался не отставать от старшего Бегуна, хотя для этого ему иногда приходилось совершать спринтерские рывки.

— Это Дверь из секции восемь — среднего левого квадрата — в секцию один — верхний левый квадрат. Я говорил — эти проходы всегда на одном и том же месте, только маршрут к ним меняется, потому что стены образуют новый рисунок.

Томас последовал за ним, мимоходом удивляясь тому, что, оказывается, запыхался. Ну, наверно, это просто нервное возбуждение, решил он, и скоро дыхание стабилизируется.

Они устремились по длинному коридору, уходящему вправо, минуя несколько проходов в левой стене. Добежав до конца, Минхо перешёл чуть ли не на ходьбу, на ощупь вынул из-за спины, из бокового кармана рюкзака, блокнот и карандаш, настрочил что-то, потом засунул всё обратно — ни на секунду не останавливаясь. Интересно, что он там накарябал, подумал Томас, но получил ответ прежде, чем задал вопрос.

— Я, в основном... рассчитываю на свою память... — Наконец-то Страж выказал крошечный намёк на утомление — он слегка задыхался и голос был немного напряжён. — Но после каждого пятого поворота записываю — так, на всякий случай, мало ли что... В основном, что изменилось по сравнению со вчера. Тогда я могу использовать вчерашнюю карту, чтобы сделать сегодняшнюю. Проще пареной репы.

Томас пришёл в восторг от того, как мастерски Минхо удавалось создать впечатление, что работа Бегуна — плёвое дело.

Через короткий промежуток времени они достигли пересечения проходов. Перед ними лежали три возможных пути, но Минхо без колебаний повернул направо, при этом он вынул из кармана нож, на полном ходу рубанул по плющу на стене и, не задержавшись ни на секунду, отбросил упавшие лозы за спину.

— Хлебные крошки? — заметил Томас, вспомнив старую сказку. Такие неожиданные проблески в сознании уже перестали удивлять его.

— Ага, крошки, — подтвердил Минхо. — Чур я Ханзель, а ты Гретель!

Они продолжали свой путь, следуя изгибам Лабиринта, иногда поворачивая направо, иногда налево. После каждого поворота Минхо рубил ножом по лозам и бросал их на пол. Томас не мог не восхититься — Страж проделывал этот трюк как истинный виртуоз, ни на секунду не снижая темп бега.

— Так, хватит! — сказал Минхо; дышал он теперь намного тяжелее. — Твоя очередь!

— Что? — удивился Томас — он не ожидал, что ему в первый день тренировки придётся делать ещё что-то, кроме как бежать и наблюдать.