захлопнулись у меня за спиной. Врачиха успела вернуться и теперь пыталась утешить Бобби. Он увидел, что я стою в дверях. Лицо его было мокрым от слез. Рубашка потемнела от пота, и тетка в белом халате все пыталась уложить его, но он сопротивлялся.

– Можно войти? – спросил я.

Бобби кивнул. Врачиха отступила назад. Натянув рукава рубашки на ладони, он вытер лицо и шмыгнул носом. Вид у него был бледный. Я видел, что он весь дрожит. Голос у него звучал, как треск сухих веток в бурю.

– Плевать мне на студию. Я просто хочу поскорей со всем этим покончить. Я не убивал Ари и Карла. Мне нужно, чтобы люди этому поверили.

Нет таких обвиняемых, которые реагировали бы на предстоящий уголовный процесс совершенно одинаково. Некоторые в первый же день суда буквально разваливаются на части. Другим так или иначе на все насрать – им уже приходилось побывать за решеткой, и перспектива опять получить серьезный срок их особо не колышет. Третьи проходят сразу несколько противоположных стадий. Поначалу они излишне самоуверенны. Полны энтузиазма. И чем ближе суд, тем оптимистичней их настрой. Но в то же время понемногу нарастает тревога, так что вскоре вся эта уверенность уже изъедена парализующим страхом. И когда в первый день судебного процесса громоздкая машина правосудия наконец начинает проворачивать свои шестеренки, такие люди – уже полные развалины.

Бобби относился к этой последней категории. По полной программе. Первый день судебного разбирательства по делу об убийстве – это «тони или плыви». Бобби явно тонул.

– Похоже, вам опять нужен адвокат, – заметил я.

На секунду его веки слегка опустились. Скованные напряжением плечи немного расслабились. Но это облегчение длилось недолго.

– Я не смогу заплатить столько же, сколько студия, – проговорил Бобби, и я увидел, как его плечи опять напряглись. На лицо вернулась паника.

– Успокойтесь. Руди уже достаточно мне заплатил. Я все еще в его платежной ведомости. Но теперь вы мой клиент. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы вас вытащить. Если вы, конечно, не против, – сказал я.

Он протянул мне руку. Я пожал ее.

– Спасибо…

– Благодарить пока что рано. Мы все еще в полном дерьме, Бобби.

Запрокинув голову, тот испустил нервный смешок, который тут же резко оборвался, когда реальность происходящего вновь всем весом обрушилась на него.

– Знаю – но, по крайней мере, теперь я в нем не один, – сказал он.

Глава 32

Присяжным приходится привыкать к долгим ожиданиям. Большинству из них это не очень-то удается. Они не могут усидеть на месте, начинают злиться и раздражаться, когда считают, что лишь зря тратят время. У Кейна же в этом имелся большой опыт. Он был терпеливым человеком. В помещении для присяжных защелкали старые батареи, загудели трубы. На улице подморозило, и отопительная система с трудом справлялась с подступающим холодом.

Кейн все так же неподвижно сидел за столом. Остальные присяжные либо постоянно ерзали, либо согревались кофейком, болтая обо всякой ерунде. Женщины все еще обсуждали Бренду. Мужчины предпочли спортивные темы. За исключением Спенсера, которого спорт ничуть не интересовал. Тот просто таращился в окно, за которым опять посыпал легкий снежок.

Потом он вытащил бумажник, пересчитал тощую пачку банкнот и повернулся к Кейну.

– Сорок баксов в день! Я не собираюсь отправить парня за решетку до конца его жизни за сорок сраных баксов в день!

После чего цыкнул зубом.

Кейн уже видел его фото на пробковой доске в фирме во время отбора. Некоторые присяжные отождествляют себя с правоохранителями – лицами, облеченными властью, карающей дланью. Другие видят себя в роли судей. Спенсер явно подпадал под последнюю категорию. Было нетрудно понять, почему защите так хотелось видеть его в жюри.

– Как по-вашему, когда нам заплатят? – спросил Спенсер.

Кейн покачал головой, ничего не ответив.

Деньги. Они всегда порождают в людях самое худшее, подумалось ему. Припомнился тот летний день, давным-давно… Наверное, где-то с неделю после того, как ему стукнуло десять. Его мать стояла у кухонной раковины, и солнце играло у нее в волосах. Мыла посуду, слушала музыку. Платье на ней было такое старое, что стало почти прозрачным. Она уже успела опрокинуть пару стаканчиков, как и всегда в это время. Когда мать отступила от раковины и крутнулась на месте, солнце насквозь просветило ее платье. Волосы разметались по сторонам, а с мокрой губки в руке слетели хлопья мыльной пены, и один белый комок шлепнулся прямо на нос Кейну. Старые половицы сельского дома стонали и скрипели в такт заводной музыке.

Кейн помнил, что засмеялся. Подумалось, что тогда он в последний раз был по-настоящему счастлив.

Тот мужчина появился в тот же день, чуть позже. Кейн сидел на качелях под тем старым деревом, с которого свалился пару лет назад. Солнце уже низко повисло над горизонтом. Сук над ним размеренно поскрипывал, когда он покачивал ногами взад и вперед. И тут Кейн услышал звон бьющегося стекла. Вскрик. Поначалу показалось, что это просто ветер или какой-то странный звук, издаваемый веревками, на которых висели качели, но вскоре он осознал, что это не то и не другое. Бросился к дому, зовя маму.

Нашел он ее на полу кухни. С разбитым в кровь лицом. А прямо над ней – что-то огромное, черное.

Это был мужчина с темно-каштановыми волосами. В грязных джинсах, в измазанной чем-то рубахе. Пахло от него в точности как от пастора в субботу вечером. Кейн учуял такой же странный, густой сладковатый запах. Мама называла это бурбон. Мужчина повернул голову и нацелил свои красноватые глазки на Кейна.

– Выходит, это и есть тот малец, – пробурчал он.

– Нет, нет, нет, я же говорила тебе, что не хочу, чтоб ты больше здесь появлялся!..

Мужчина прихлопнул ей рот рукой.

– Иди-ка пока на двор, с тобой я после разберусь, – сказал он Кейну. А потом опять повернулся к матери. – Да нисколько он на меня не похож! Отлично. Значит, наш прежний уговор в силе. Давненько же это было…

Мать вскрикнула, и Кейн рванулся вперед, вдруг неожиданно для себя оказавшись на другом конце кухни. Мужчина обернулся, ухватил его за рубашку, резко подтянул к себе и отвесил ему такую оглушительную оплеуху, что матери показалось, что Кейн никогда уже больше не встанет. Кейн ударился затылком о дальнюю стену и сполз по ней на пол.

Она вскрикнула даже еще громче.

По щеке Кейна расплылось тепло. Он поднялся с пола, поднес руки к лицу и впервые в жизни увидел собственную кровь.