– Он вернулся… домой, – продолжал мальчик. – Лекарь сказал, что память возвратится к нему, когда он окажется в знакомых местах. Он… он решил, что идет на подвиг. Это их старая родовая легенда – о Проклятии Зарстора. Он получит Проклятие, и все встанет на свои места. Только эта вера поддерживала в нем жизнь!

Старинная родовая легенда… о том, как Зарстор в Иггарсдейле прогневал брата своей жены – она была из Древних, – и Элдор в ярости и гордыне заключил союз с какими-то Темными Силами, наложив на Зарстора и всех его потомков и даже на его земли Проклятие: сколько бы те ни приобретали, они всегда теряли больше.

В прошлом году, терпя поражение за поражением, мой господин все чаще задумывался о Проклятии. И они часто беседовали с господином Джартаром, который много знал старых легенд, особенно о Древних. И в голове у моего господина застряла мысль, что в старой сказке кроется истина. И мой господин сговорился с Джартаром – а тот клялся, что наткнулся на какой-то секрет, который поможет распутать легенду о Проклятии, – что они узнают правду о Зарсторе и откроют тайну прошлого…

– Как же раскрыть тайну прошлого?

Брикса против воли заволновалась. Впервые за много дней ее увлекла мысль, не имевшая прямого касательства к выживанию, к тому, чтобы продержаться от рассвета до заката и опять – от заката до рассвета.

– Об этом спроси у Джартара, а вернее, у его тени. Он мертв, но Проклятие живет в голове моего господина. И оно завладело им до того, что он ни о чем другом думать не может.

Брикса прикусила губу. А мальчик уже отвернулся от нее. Может быть, Марбон и его заразил безумием, как минуту назад чуть не заразил ее. Очень может быть, что в опустевшую долину их привел не совет лекаря, а безумная надежда ее владетеля.

Она смотрела, как мальчик, забрав у своего спутника факел, бережно ведет его к отверстию и, мягко заставив опуститься на четвереньки, подталкивает к выходу. После первого толчка Марбон уже не противился, послушно пополз в дыру. Когда он скрылся, мальчик воткнул факел в трещину стены и согнулся, чтобы ползти следом.

Брикса не собиралась оставаться под землей, когда есть выход наружу. Она полезла за ними.

Узкий проход оказался коротким. Они выбрались в густые сумерки под редкими деревьями и кустами. Укрытый зарослями выход располагался высоко на северном склоне ограничивающих долину холмов. Скрючившись под прикрытием кустов, Брикса осмотрела оставшийся внизу замок. В бойницах башни играли отсветы – как видно, внутри горел костер. Еще она насчитала пять косматых неухоженных лошаденок, на каких ездили разбойники, если им удавалось раздобыть хоть каких-то лошадей.

– Пятеро, – пробормотал у нее над ухом мальчик. Он протиснулся так, что оказался плечом к плечу с ней.

– Если не больше, – не без самодовольства поправила Брикса. – В иных шайках лошадей на всех не хватает.

– Надо снова уходить в горы, – безнадежно заключил мальчик. – Или в пустые земли.

Брикса помимо воли огорчилась. Она не желала заботиться ни о ком, кроме себя, но эти двое, блуждая без припасов и, как видно, ничего не зная о жизни в лесу, почитай, покойники. Ее донимало чувство, не позволявшее предоставить этих людей судьбе, которую те сами на себя навлекли.

– У него нет родичей, которые бы его приютили? – спросила она.

– Никого. Он… его не всегда принимали среди мягкотелых жителей низин. Он… в нем, я же говорю, иная кровь – от НИХ.

В Долинах слово «ОНИ», произнесенное таким тоном, означало всегда одно: чужой народ, владевший когда-то этими землями.

– Он… оттого-то он такой… такой, как есть. Ты не поймешь. Ты его только таким видела. – Мальчик шептал со страстью, словно едва сдерживал себя. – Он был великий воин… и ученый тоже. Он знал такое, что владетели низинных земель и вообразить не могли. Он умел подзывать к себе птиц и говорить с ними… Я сам видел! И не было такой лошади, чтобы не подчинилась его зову и отказалась нести его на себе. Он умел наводить сонные чары на раненых. И еще я видел, как он наложил руки на черную от яда рану и приказал ей исцелиться – и рана зажила! А его некому исцелить – некому!

Мальчик понурил голову, спрятал лицо в сгибе локтя. Он лежал тихо, а вот Брикса зашевелилась, силясь отогнать расходившуюся от него боль утраты.

– Ты был его оруженосцем?

– После смерти Джартара – да, я носил его щит. Но я не настоящий оруженосец. Хотя мог бы им стать, если бы все шло хорошо. Господин выбрал меня из дальних родичей своей матери. Я… мы были не из могучих владетелей. У нас была только пограничная крепостица, а кроме меня, еще двое братьев, так что мне не приходилось ждать наследства. Теперь и вовсе ничего не осталось… кроме моего господина. Кроме моего господина.

Он говорил глухим голосом, отгородившись от нее плечом. Брикса понимала, как ненавистно ему выдавать свои чувства. Надо было оставить его в покое, не расспрашивать больше.

Она отвернулась, отползла с места, откуда вела наблюдение. Но там, где они оставили Марбона… там никого не было. Она быстро огляделась – ни следа.

– Он пропал!

Мальчик метнулся на крик, протиснулся мимо нее. Он вскочил на ноги, совсем забыв, что снизу их могут увидеть. Брикса пыталась перехватить его, напомнить об опасности. Но было поздно, он уже нырнул в заросли на дальней стороне крошечной прогалины. Видно, когда дело касалось его господина, парень забывал обо всем на свете.

Брикса осталась на месте. Теперь, выбравшись из ловушки замка, она не нуждалась в этих двоих. Совсем не нуждалась. И все же вопреки настойчивому голосу осторожности она, совсем немного помедлив, нехотя потащилась за мальчишкой.

Ута так и не показалась. Возможно, у кошки нашлись свои причины следовать за Марбоном. Брикса медленно пробиралась сквозь кусты, в которых скрылся мальчик.

Удача по-прежнему дарила им укрытие: за кустами земля прогибалась, к тому же лощина заросла вьюнками и бурьяном. Свежесломленные ветки и сбитые листья показывали, что кто-то недавно прошел этой дорогой. Брикса осторожно продвигалась по пробитой тропинке. Она почти не опасалась диких зверей – здесь не было таких больших и свирепых, чтобы нападали без причины, зато в этой сырой ложбине могли оказаться другие твари – из тех, что гнездятся в подобных местах.

Кусты и вьющиеся растения выглядели угрожающе. Мясистые листья были до того темными, что казались закопченными до черноты. Кое-где вились красные или ржаво-коричневые лозы – как запекшаяся кровь. От растоптанных листьев поднимался мускусный запах – неприятный и непохожий на запах известных ей растений.

Ветви и стволы были черными, словно сочились влагой, и, касаясь рук и тела, оставляли на коже и одежде следы. Брикса отводила нависающие ветви копьем.

Девушка уже заподозрила, что пробитая между двумя становившимися все выше откосами канавка – не естественного происхождения. Будь это русло пересохшего ручейка, оно тянулось бы к северу – под уклон. А эта загибалась с востока на запад вдоль хребта. Тропинку явно прокладывали так, чтобы она скрывала вышедших из тайного хода, уводя их в пустоши.