Ашиль Репленже мотнул головой – дело вовсе не в деньгах. Он выглядел раздосадованным и пару раз недоверчиво глянул на посетителя поверх очков. Потом снова склонился над рукописью.

– Жаль, – вымолвил он наконец и снова с любопытством воззрился на Корсо, словно раздумывая, каким образом она попала к тому в руки. – Откуда это у вас?

– Наследство. Умерла старая тетушка, понимаете ли… А вы не видели эту рукопись раньше?

Все еще не поборов подозрительности, букинист бросил взгляд через витринное стекло на улицу, будто какой-нибудь случайный прохожий мог вдруг растолковать ему смысл неожиданного визита. Хотя, скорее всего, он просто подыскивал ответ. Наконец он потрогал усы – так, точно те были наклеены и он проверял, на месте ли они, потом уклончиво улыбнулся:

– Здесь у нас, в Латинском квартале, никогда не знаешь наверняка, что ты уже видел, а что – нет… Район всегда был удобен для торговли книгами и гравюрами… Вокруг все непрерывно что-то покупают и продают, порой книга несколько раз проходит через одни и те же руки. – Он сделал паузу, чтобы глотнуть воздуха: три коротких вдоха, потом метнул на Корсо изучающий взгляд. – Нет, думаю, что нет. Раньше я этой рукописи не видел. – Он снова посмотрел на улицу; кровь прилила у него к лицу, оно побагровело. – Уж ее-то я запомнил бы.

– Надо понимать, что это подлинник? – гнул свое Корсо.

– Ну… Думаю, да. – Букинист, отдуваясь, провел кончиками пальцев по голубым листам; казалось, он прикасался к ним с опаской. Затем взял одну страницу двумя пальцами. – Полукруглые буквы, средний нажим, без вставок между строками и без помарок… Почти нет знаков препинания, зато много лишних прописных букв. Несомненно, это Дюма в зрелые годы, где-то в середине жизни, когда он писал «Трех мушкетеров»… – Букинист начал заводиться. Но вдруг он замолк, подняв палец вверх, и Корсо увидел улыбку, проклюнувшуюся из-под усов, знак того, что хозяин принял решение. – Подождите минутку!

Он шагнул к картотечному шкафу с буквой «Д» и вытащил папку цвета слоновой кости.

– Тут все написано рукой Александра Дюма-отца.

В папке лежала дюжина каких-то документов, одни без подписи или помеченные инициалами А. Д.; под другими стояла полная подпись. По большей части это были короткие записки, адресованные издателям, письма к друзьям, приглашения.

– Вот один из его американских автографов… – пояснил Ашиль Репленже. – Автограф попросил у него Линкольн. Дюма послал десять долларов и целых сто автографов – их продали в Питсбурге на благотворительном аукционе… – Он показывал Корсо свои сокровища со сдержанной, но явной профессиональной гордостью. – А это, взгляните, приглашение на ужин в замок «Монте-Кристо», который он построил для себя в Марли-ле-Руа. Иногда он ставил лишь инициалы, а случалось, пользовался псевдонимами… Хотя не все известные автографы являются подлинными. В газете «Мушкетер», которая принадлежала Дюма, служил некий Вьелло, умевший подделывать почерк хозяина. К тому же последние три года жизни у Дюма сильно дрожали руки, приходилось диктовать.

– А почему бумага голубая?

– Он получал ее из Лилля, от фабриканта, который был его горячим поклонником и изготовлял бумагу специально для своего кумира… И почти всегда такого вот цвета, особенно для романов. На статьи чаще шла розовая, на стихи – желтая… Дюма писал разными перьями, в зависимости от жанра. И терпеть не мог синих чернил.

Корсо указал на четыре белых листа с пометками и помарками:

– А эти?

Репленже нахмурился:

– Маке. Соавтор Дюма – Огюст Маке. Это исправления, сделанные Дюма в первом варианте. – Букинист провел пальцем по усам, потом наклонился над рукописью и принялся громко и театрально читать: – «Ужасно! Ужасно! – шептал Атос, между тем как Портос бил бутылки, а Арамис отдавал приказание – правда, несколько запоздавшее – привести духовника», – букинист со вздохом прервался на полуслове и, удовлетворенно кивнув, протянул Корсо лист. – Посмотрите сами! Маке написал просто: «И он испустил дух на глазах у онемевших от ужаса друзей д'Артаньяна». Дюма эту строку зачеркнул, а сверху написал несколько своих фраз, вставил новые реплики.

– А что вы можете сообщить мне о Маке?

Букинист с сомнением пожал мощными плечами.

– Немного. – Тон его снова стал уклончивым. – Он был десятью годами моложе Дюма, рекомендовал его писателю их общий друг Жерар де Нерваль. Маке сочинял исторические романы, но безуспешно, и принес Дюма набросок одного из них – «Добряк Бюва, или Заговор Селламара». Дюма превратил это в «Шевалье д'Арманталь» и напечатал под своим именем. А Маке получил за работу тысячу двести франков.

– А вы могли бы определить дату написания «Анжуйского вина» по почерку и стилю письма?

– Конечно! Тут полное совпадение с другими рукописными документами тысяча восемьсот сорок четвертого года, когда шла работа над «Тремя мушкетерами»… Белые и голубые листы – тоже его обычай. Дюма с помощником работали неутомимо. Из «Мемуаров господина д'Артаньяна» Куртиля они позаимствовали имена для своих героев, путешествие в Париж, историю миледи и образ жены галантерейщика, которой Дюма придал черты своей любовницы Белль Крельсамер, чтобы госпожа Бонасье вышла поживее… Из «Мемуаров» господина де Ла Порта, доверенного лица Анны Австрийской, появился эпизод похищения Констанции. А у Ларошфуко и из книги Редерера «Политические и галантные интриги французского двора» они почерпнули знаменитую историю про алмазные подвески… В ту пору они писали не только «Трех мушкетеров», но еще и «Королеву Марго» и «Шевалье де Мезон-Руж».

Репленже снова замолчал, пытаясь отдышаться. Давая пояснения, он все больше и больше краснел, кровь опять прилила у него к лицу. Последние фразы он проговорил совсем быстро и сбивчиво. Он боялся утомить собеседника, но в то же время хотел предоставить ему как можно больше фактов.

– С «Шевалье де Мезон-Руж», – продолжил он, глотнув воздуха, – связан забавный анекдот… Уже было объявлено о публикации романа-фельетона под названием «Шевалье де Ружвиль», но тут Дюма получил негодующее письмо от некоего маркиза, носящего ту же фамилию. В итоге автор изменил название, но вскоре получил новое письмо. «Глубокочтимый господин Дюма, – писал аристократ, – называйте свой роман, как Вам заблагорассудится. Я – последний представитель рода и через час намерен застрелиться…» И действительно, маркиз де Ружвиль покончил с собой из-за какой-то любовной истории.

Он опять судорожно глотнул воздух. По его губам пробежала улыбка, словно он просил прощения за свой недуг. Сильная рука опиралась на стол рядом с голубыми листами. Он напоминает выбившегося из сил великана, подумал Корсо. Портос в пещере Локмария.

– Борис Балкан не сказал мне, что вы специалист по Дюма. Теперь понятно, на чем основана ваша дружба.

– Мы уважаем друг друга. Но я делаю свое дело, не более того. – Репленже, слегка смутившись, опустил голову. – Я просто-напросто трудолюбивый эльзасец, занимаюсь книгами с авторскими пометками, а также автографами. И заметьте, исключительно французских авторов девятнадцатого века… Так вот, подумайте, как бы я оценивал то, что попадает в поле моего зрения, если бы не умел с точностью определить, чья это рука и какова история появления рукописи или документа. Надеюсь, вы понимаете…